Золото мое

Мусульманского хозяина Гийома, того старика писца, что купил его год назад на Акрском невольничьем рынке за изрядную сумму в 30 динаров, звали Абу-Бакр ибн Насир. Не всякий выговорит, не так ли? А вот Гийом за один день научился, потому что деваться ему было некуда. Абу-Бакр, по происхождению своему багдадский араб, очень горд был своим родом, который он возводил к некиим Аббасидам, потомкам некоего сподвижника пророка, и терпеть не мог, когда его путали с тюрками, хотя бы даже и с самим имамом Салах-ад-Дином. Это Гийом тоже довольно быстро выучил. Он вообще за год жизни в доме Абу-Бакра много чему научился: разбирать арабскую речь ненамного хуже Онфруа Торонского, королем не ставшего, но ставшего лучшим драгоманом в латинском королевстве; разбираться, чем правоверный сторонник сунны отличается от грязного шиита, сторонника Али; жечь благовония в курильницах и древесный уголь в специальных чашах для обогрева; играть в шахматы… Да, как ни удивительно, играть в шахматы Гийома научил именно его старый хозяин, которому нравилось коротать за благородной забавой долгие вечера. Иногда играли даже на кираты, мелкие монетки, и Гийом мог при случае купить себе на рынке что-нибудь вкусное. Его хозяин занимал довольно высокую должность в суде, был он катибом

при местном кади — то есть работал кем-то вроде писца или секретаря, и порой разбирал мелкие тяжбы вместо судьи. Хозяйством в его доме заведовал старый чернокожий раб, кажется, нубиец, который отличался крайней молчаливостью вследствие вырезанного еще в детстве языка. Гийома же старый катиб выбрал среди многих невольников по странному признаку — повертел его, потного и полумертвого на солнцепеке, из стороны в сторону, пощупал узловатыми холодными пальцами ему мышцы на правой руке, потом взял как клещами и осмотрел его ладонь. Кончики пальцев старика были, как это ни дико, крашены в оранжевый цвет. На третьем пальце — тяжеленное кольцо-печатка. Гийом, по-лисьи взирая из-под свешенных на лоб волос, не отнял руки, потому что очень боялся. Захвативший пленника тюркский солдат, человек с рыхлым, мучнистым лицом и такими узкими глазами, что даже не было понятно, какого они цвета, так выразительно помавал рукояткой плети, что лучше было не дергаться. Старый катиб, похожий на тетку в своих многослойных одеждах, из которых верхняя была черной, а из-под нее выглядывали шелковые белые и синие слои, щурился на Гийома из-под изогнутых пего-седых бровей; борода его противно торчала, разделенная надвое и чем-то (жиром? Господи, дрянь какая…) намазанная, чтобы не развалилась. Солдат, очевидно, расхваливая свой товар, несколько раз повторил с легкой насмешкой слово «калансува»[7]

. Гийом сначала думал, что это обозначение старца, например, «добрый покупатель»: но старик на «калансуву» реагировал сердито, визгливо накричал на торговца и едва с ним не подрался. Потом наконец успокоился, обернулся к Гийому, которого тошнило от жары и смешанного запаха пота, розового масла и разгоряченных тел других невольников — полузнакомых мальчишек из их лагеря — и спросил что-то на своем языке. Гийому нечего было ответить. Он уронил голову, с ужасом понимая, что сейчас его стошнит — последний раз он ел сутки назад, но стошнить, наверное, может и собственными кишками — и взмолился Господу, чтобы не вырвало прямо на калансуву

, на этого старика. Потому что тогда, наверное, его убьют.

Он вообще все последние сутки молился почти не переставая. Даже окликов иногда не слышал — весь шум сливался в однородный пролетающий мимо рокот, задевающий сознание только самым уголком. И теперь не сразу разобрался, что происходит, занятый повторением какой-то длиннющей литании, что следующий вопрос старик с крашеными пальцами задал ему по-французски.

Язык франков Гийом знал — хотя думал он обычно на своем, провансальском, но читать и говорить мог на обоих. Хотя иногда затруднялся быстро подобрать франкское слово. Особенно трудно это было сделать сейчас, задыхаясь от жары чужого страшного города, с трудом осознавая, что этот язык на самом деле знаком. Тем более что странный сарацинский выговор не сразу донес до разума Гийома смысл вопроса — «Ты разумеешь грамоте?»..

В общем, Гийом не успел ответить. Он успел только медленно-медленно сообразить, чего же от его хотят. Тюркский хозяин, торчавший у юноши за плечами с целью всячески ворочать отличного раба, демонстрируя его достоинства со всех сторон, обозлился и дернул его сзади за волосы. Франк ведь! И спрашивают по-франкски! Покарай его Аллах, чего ж он, скотина, не отвечает?