Должно быть, начальник поезда был человеком жалостливым, если поверил Попковым на слово. Лично мне показалось объяснение Валентины по меньшей мере нелогичным. Перед тем как всем раздать билеты, Алина громко назвала вагон и номер купе, в котором в случае чего нас надо искать, и возле какого вагона всем встречаться, когда мы приедем в Чоп. Не услышать громкий Алинин голос Попковы не могли. Тогда почему Валентина и Любовь искали нас не в десятом вагоне, как было сказано, а в четырнадцатом? Непонятно.
Чтобы не навлечь на нашу группу лишние неприятности, я не стала высказывать свои сомнения при Фатюшине. А тот и рад был поскорее избавиться от потерявших свой вагон пассажирок.
— Ну ладно, не шатайтесь без толку по поезду, — он выразительно посмотрел на меня. — Передаю ваших туристов на поруки, помните, вы несете за них ответственность. А я пошел, у меня и без них дел невпроворот. Ой, что же я стою? Мы же к станции подъезжаем.
— Не торопитесь, Владимир Егорович, все равно не успеете, — сказал проводник нашего вагона. — Стоянка поезда две минуты. Пока дойдете до своего вагона, он уже уедет.
— Все равно надо быть на месте, мало ли что еще может случиться. А ты тут бди, чтоб все было путем, — высказав нашему проводнику напутствие, Фатюшин тронулся в обратный путь.
— Мы тоже пойдем, — Люба подтолкнула мать в другую сторону, опасаясь, что я сейчас начну выпытывать у них правду.
Поезд сбавил ход, потом остановился, и через минуту вновь тронулся. За окном осталась маленькая станция, название которой я прочитать не успела.
— Ты спишь? — спросила я у Алины, закрывая дверь в купе.
— Уснешь, как же, — отозвалась с верхней полки Алины. — Ох уж эти Попковы! А все же, что они забыли в четырнадцатом вагоне?
Я не успела ответить, хотя кое-какие предположения у меня на этот счет были, как поезд резко дернулся в обратную сторону. Алина, которая лежала по ходу движения, покатилась по инерции и упала на меня. Если бы не я, она бы рухнула вниз. Не выдержав ее веса, я зашаталась и упала на полку Востриковой, то есть на саму Вострикову.
Какое-то время в нашем купе было тихо, хотя из коридора доносились крики и стоны. Я испугалась, что своим весом, утяжеленным весом Алины, раздавила Лидию, но вскоре она подала голос.
Я подпрыгнула так, будто подо мной оглушительно взревела пароходная сирена.
— Что вы себе позволяете? Вы уселись на мой бронхит! Вы защемили мою язву! Вы сломали мой остеохондроз! — завопила Вострикова, перекрикивая детский рев из соседнего купе.
Минут пять она перечисляла свои болячки, кричала, что я сделала из нее инвалида и посему она по приезде отдаст меня под суд. А я с перепугу продолжала на ней сидеть, удерживая на руках Алину, которая была безмерно счастлива, что при падении не раскроила свою голову о край стола.
Вдруг Вострикова притихла, и из-под меня послышался хрип:
— Я голос сорвала. Когда же вы с меня слезете?
Как ни странно, этот тихий и беспомощный хрип привел меня в чувство: я столкнула с себя Алину и вскочила с Востриковой.
— Лидия, с вами все в порядке? — участливо спросила я.
— Вы издеваетесь? — прохрипела она. — Мне надо на шею надеть жесткий травматический воротник. Возможно, у меня смещены шейные позвонки. Теперь вы меня должны катать на инвалидной коляске. Позаботьтесь, чтобы в Чопе на перроне стояла коляска.
— Но я же упала на ваш живот, — напомнила я, страшно сожалея, почему меня не занесло на шею Востриковой, или хотя бы, на худой конец, я не села на рот вредной туристки.
— Лидия, вы же трезвая женщина, — взяла слово Алина, — вы должны понимать…
— Понятное дело, я не глушу коньяк бутылками, — перебила ее Вострикова.
— Я хотела сказать, — продолжила Алина. — Марина не виновата. Кто-то дернул стоп-кран, вот она и не удержалась на ногах. А коньяка мы выпили совсем немножко.
— Я что-то пропустил? — спросил Антон Левицкий, свисая со своей верхней полки. — Сплю, вдруг слышу, поезд остановился, все кричат.
Мы с Алиной одновременно подняли на него головы. Вострикова уже пять минут надрывается, а он только сейчас проснулся. Ну и сон у парня!
Не успели мы ничего объяснить Антону, как дверь в купе отлетела в сторону. Весь дверной проем заняла внушительная фигура начальника поезда Фатюшина. Выражение его лица не обещало нам ничего хорошего.
— Ваша туристка? — он выволок из-за спины Аллу Трофимову и втолкнул в наше купе.
— Да, а что случилось? — испугано спросила я, глядя на мертвецки бледное лицо женщины.
— Хулиганит! Стоп-кран срывает!
— Я не хулиганила, — стала оправдываться Алла. — Я думала, что Толюсик отстал.
— Ребенок? — уточнил Фатюшин.
— Нет, дети у меня взрослые. Толюсик — мой муж.
— Муж — ребенок? — не понял начальник поезда.
— Ну почему? Просто я его так называю. Он очень хороший, правда. Мы сидели в купе, болтали с попутчицей. Было очень жарко, просто как летом.
— Положено топить — вот мы и топим. Мы на пассажирах не экономим, — доложил Фатюшин.