— Да, — как ни в чем не бывало ответила Вострикова. — Я хотела, чтобы она умерла, как умерла ее предшественница и моя сестра Лиля.
— Она ненормальная, — толкнула меня в бок Алина.
— Похоже на то, — ответила я шепотом.
— А чему вы удивляетесь? — хмыкнула Степа, глядя сквозь жалюзи. — Дочь алкоголика. У всех детей алкоголиков нарушенная психика. А где тонко, там и рвется. Мать вдолбила ей, что Кузьма должен принадлежать только Лиле. На почве ревности, она тронулась умом, и теперь всякая женщина, приближающаяся к Куркову, становится ее личным врагом.
— Курков женился, а с его женой ничего не случалось, — с сожалением отметила Вострикова. — Никакая хворь к ней не клеилась. Она иногда заходила к мужу на работу — цветущая, румяная. Не могла она просто так умереть. Я это хорошо понимала, — вздохнула Лидия Митрофановна.
Как только она так сказала, у меня мурашки пробежали по коже.
— Неужели она решила подстроить автокатастрофу? — с ужасом прошептала я.
— Ты слушай, и будешь знать, — зашипела на меня Алина. — Бери пример с Воронкова. У него от ее признаний даже челюсть отвисла, а молчит, боится, что Вострикова передумает говорить.
— Да замолчите вы! — одернула нас Степа.
Надо сказать, вовремя, потому как Вострикова перевела дух и вновь заговорила:
— Людмила ездила на красной иномарке. По тем временам такая машина считалась роскошью. По средам она всегда заезжала вечером за мужем, пересаживалась в его «Волгу», чтобы вместе отправиться ужинать в ресторан. Такая у них была традиция. Иномарку же она оставляла на ночь в гараже, арендованном «Интерсталью». На следующее утром она приезжала с Кузьмой и вновь пересаживалась в свою машину: по четвергам она всегда ездила на теннисные корты. Так было и в тот раз. Вечером она поставила машину в гараж и уехала с Кузьмой ужинать. Надо сказать, что тогда у меня тоже была машина: продав домик в деревне, я купила старенькую «девятку». Время от времени я договаривалась с охранниками и загоняла «девятку» в гараж. В одну из сред я поставила свою машину в гараж, улучив момент, подошла к иномарке Курковой и ослабила в одном месте болты с таким расчетом, чтобы она нормально выехала из гаража, а по ходу движения болты слетели. Дорога на корты такая — то вверх на бугор, то вниз с бугра, — вся машина на запчасти может рассыпаться. Никому в голову не пришло, что болты не были закреплены. Еще над тормозами поколдовала.
— То есть вы подтверждаете, что намеренно испортили машину? — уточнил Воронков, едва успевая записывать признание Востриковой.
— Да, — с готовностью кивнула Лидия Митрофановна. — Но я не виновата. Он сам выбрал судьбу для своих жен. Его и маменька предупреждала, и я.
— Вы? — удивился Воронков. — Каким образом? Подошли и сказали: «Я вывела из строя машину вашей жены»?
— Нет, я его перед свадьбой письмом предупредила, но он не обратил на него никакого внимания, а зря.
Голос у Востриковой стал тихим, размеренным. Она очень спокойно держалась, только от ее спокойствия мороз продирал по коже. Я не сталкивалась с маньяками, но мне показалось, что говорить они должны именно так.
— Речь идет о тех записках, — прокомментировала слова Востриковой Алина.
— Лариса, третья жена Куркова, тоже на вашей совести? — спросил Воронков, ерзая на своем стуле. От исповеди Востриковой ему, как и нам, было не по себе.
Наверное, он подумывал о том, что не мешало бы пригласить в кабинет — так, на всякий случай — парочку санитаров из сумасшедшего дома. Там служат ребята привычные ко всему. Это сейчас Вострикова тихая и покладистая, спокойно отвечает на все вопросы, а через минуту? Не накинется ли она на него?
Только сумасшедшие принимают к действию слова, брошенные в сердцах, в минуту горя, отчаяния. Мать потеряла любимую дочь, она клянет всех и вся, ее угнетает сама мысль, что кто-то еще может быть счастлив, создаст семью, родит детей. Но время лечит, однако, не всех. Больная психика как «волчок» возвращает сознание в исходную точку. Не знаю, в какой момент переклинило Вострикову, но она стала заложницей материнского проклятия. Не способная реализовать себя в чем-то другом, она решила мстить Куркову за все: за трагическую гибель сестры, раннюю смерть родителей, годы, проведенные в интернате, несостоявшуюся свою личную жизнь и прочее, прочее.