Когда Джереми Хопкинс отправился к праотцам, Хопкинс-младший поклялся на его могиле, что никогда больше не возьмет в руки пилу по собственной воле, и отправился в Монтерей наниматься помощником шерифа.
С тех пор прошло почти десять лет. Последние три года Хопкинс исправно нес службу в Сакраменто: ловил жуликов, промышлявших воровством лошадей и скота, разрешал мелкие споры горожан, улаживал конфликты между индейцами и фермерами. Он был отличным бойцом, а если в его руках был любимый топор, то в рукопашной схватке становился совершенно непобедим. И сейчас, сидя в кресле и проклиная Саттера с его быками, он знал, что никогда не уйдет ни на какие прииски: Хопкинс любил свою работу. Ему нравилось выступать носителем справедливости в спорах между горожанами; нравилось ощущать себя представителем власти. Несмотря на сомнительную внешность, люди уважают, прислушиваются к его мнению даже в простых житейских вопросах, а уж если он выступает с высоты своей должности, то авторитет вовсе непререкаем.
И лишь один недостаток он не мог компенсировать никакими достоинствами: за десять лет беспорочной службы городской шериф Джеймс Хопкинс так и не научился стрелять.
Вынув топор из стены, он просунул его топорищем вниз в специальную петлю на ремне сбоку, где обычно носят кобуру, и направился к двери. Внезапно снаружи до него донесся стук копыт, храп загнанной лошади, и знакомый голос прогремел:
– Джеймс! Джеймс Хопкинс!
Он выглянул в окно и увидел своего старого приятеля – главу службы шерифов Сан-Франциско Филиппа Крамера, который спешился у коновязи и непослушными руками пытался приторочить своего скакуна. Крамер был покрыт толстым слоем дорожной пыли, одежда взмокла, лицо покрылось грязными разводами. Красные глаза и неуверенные движения выдавали смертельную усталость. Джеймс выбежал на крыльцо и воскликнул:
– Фил, дружище! Каким ветром?
Он радушно распахнул объятия. Крамер тяжело взошел на крыльцо, они обнялись, причем Крамер почти упал в руки товарища.
– Привет, Джеймс, – прохрипел он. – Рад, что застал тебя на месте.
– Еще минута – и не застал бы, – ответил Хопкинс. – У меня кража скота… Черт подери, что с тобой, Фил? Посмотри на себя: взмылен, как жеребец на финише! Ты что, скакал из самого Сан-Франциско без остановок?
Они прошли в контору, и Крамер рухнул на подставленное кресло.
– Плохи дела, Джеймс… – сказал он уже спокойнее. – Я оставил Сэма дежурить, чтобы никто ничего не увидел и не разболтал раньше времени.
– Какого Сэма?
– Мой помощник. Русский.
– Да-да, помню. И где ты его оставил?
– На месте преступления.
Хопкинс взял стакан, плеснул в него виски, подал Крамеру.
– Слушай, Фил, – сказал он. – Сейчас мне надо спешить. У Саттера снова воруют скот. Я вернусь к вечеру, и…
– Скот воруют? – оживился Крамер, глаза его сузились, рот исказила кривая ухмылка. – Это дело для городского шерифа! Пожалуй, и гвардию надо бы привлечь! А что ты скажешь про пятерых повешенных?
– Повешенных? – переспросил Джеймс.
– Ага, – подтвердил Крамер. – Да не по-человечески за шею, а зверски! На рыболовные крючья!
– Ничего не понимаю, Фил. Не знал бы я тебя два года, решил бы, что ты слегка повредился умом. Какие крючья? Какие, к черту, рыболовы?
– Тьфу, – обозлился не на шутку Крамер. – Как был дровосеком, так и остался. Пень безмозглый.
– Фил! – взмолился Джеймс. – Ты устал и не в состоянии двух слов связать. Отдохни, дружище, а я разберусь с быками Саттера, вернусь и…
– Вчера мы с Сэмом нашли в лесу пятерых повешенных. То есть сначала нашли Вилли Бойла, а потом уже этих.
– Погоди, Фил, я чувствую, этак мы запутаемся еще больше. Пока мне ясно одно: у тебя там пять трупов…
– Шесть!
– Ладно, шесть трупов. Они ведь мертвы?
– Мертвее твоего папаши.
– Значит, они никуда не денутся, да? А скот Саттера угоняют прямо сейчас. Если уж так тебе невтерпеж, идем со мной. Твоя лошадь сдюжит еще двадцать миль?
– Сдюжит. Я прошел всего тридцать, может быть, тридцать пять. Гнал, конечно…
– Отлично. Давай в седло, по пути все расскажешь.
– Может быть, оружие возьмешь? – съязвил Крамер, глядя на топорик, болтавшийся у Хопкинса на поясе.
– Пистолет в седельной сумке, – терпеливо пояснил Хопкинс. – Да ты же знаешь, стрелок из меня тот еще.
– Ладно, идем, – усмехнулся его собеседник. – Спасем имущество Императора.
Крамер наспех умылся водой из глиняного кувшина, после чего два шерифа запрыгнули в седла и размашистой рысью двинули по центральной улице города на север. Крамер все время крутил головой и приговаривал «Ну и дела…»
Вчера еще Сакраменто с трудом можно было назвать поселком – три барака, пять землянок. Вся промышленность состояла в рубке леса, который большей частью сплавляли вниз по течению в Сан-Франциско.