Золото под ногами

Сэм нащупал рукоятку кольта и медленно двинулся вперед. Шум реки постепенно затихал, уступал тихому бормотанию леса. Сэм ступал по мягкому ковру из мха, старательно перешагивая редкие кустики брусники, словно в этом был некий тайный смысл. Здесь, внизу, было тихо, но наверху, в сосновых кронах, разгуливал вечерний ветер, и тонкие прямые стволы жалобно поскрипывали, словно предчувствуя беду. Сэм приблизился к шерифу настолько, что мог проследить за его взглядом и понял, что Крамер, не отрываясь, смотрит на странные предметы, подвешенные к сосновым ветвям на высоте пяти-шести футов над землей. Сэм сначала решил, что это подвесные кровати вроде гамаков. Видимо, они вышли-таки на лагерь старателей, обустроивших ночлег повыше, спасаясь от змей и насекомых. Что ж, разумно, хотя немного высоковато. Как же они туда залезают? Повесь кровать в трех футах над папоротником и спи себе на здоровье. Странные гамаки…

Сэм встал чуть правее за спиной Крамера и увидел, что по щеке шефа, оставляя широкий влажный след, сползает крупная прозрачная капля. Шериф чуть повернул голову, увидел своего помощника, и как-то нервически дернув щекой, беззвучно, одними губами произнес: «Вот так-то… а?». И тут Сэм, наконец, понял, что никакие это не кровати и не гамаки. От сосновых веток вниз тянулись прочные пеньковые шпагаты. Их было много, шпагаты пересекались, образуя геометрический рисунок, похожий на паутину, сплетенную гигантским пауком. А по краям этой паутины висели люди.

Сэм зажал рот ладонью и отвернулся к реке. Крамер не отводил взгляда от страшной картины. Закатное солнце посылало красноватые лучи меж сосновых стволов, и яркий свет с запада создавал мощный контраст с потемневшим небом на востоке. Тела висели горизонтально и, раскачиваясь, то попадали в лучи света, то уплывали в лесной вечерний сумрак. Словно стая усталых птиц, запутавшихся в липкой паутине и обессилевших в борьбе, они опустили вниз руки-крылья и тихо повисли над землей. Сосны скрипели и постанывали, как будто просили освободить их от тяжкого бремени, и этот стон, наполненный болью и отчаянием, звучал как погребальный реквием.

Усилием воли Крамер унял дрожь, приблизился к ближайшему телу и заставил себя внимательно осмотреть спину несчастного. Каждый шпагат заканчивался рыболовным кованым крюком. Крюк был вставлен в петлю из кожи и мышц мертвеца. Шесть крючьев в спине – по три с каждой стороны от позвоночника. К ногам тоже тянулись шпагаты, крючья были продеты под коленными и ахиллесовыми сухожилиями.

Крамер развернулся и подошел к Сэму, загребая негнущимися ногами пушистый мох. Сел на поваленный ствол рядом с помощником, снял с пояса флягу и от всей души приложился к горлышку. Отняв фляжку от губ, сорвал пучок хвои с ближайшей ветки, размял его пальцами и втянул хвойный аромат. Потом резко выдохнул и тихо сказал:

– Нам нужна помощь, Сэм.

Глава II

Двадцать пятого мая тысяча восемьсот сорок девятого года трехмачтовая пассажирская шхуна «Изабелла» вошла в бухту Эрба Буэна и после недолгого лавирования в немудреном фарватере села на мель в одной морской миле от берега.

Удар о подводный камень пришелся в правую скул’у на десять дюймов ниже ватерлинии, и через пробоину в трюм немедленно хлынул поток чистой океанской воды. Каменный клык проник во чрево «Изабеллы» и зацепился за переборку; корму шхуны по инерции занесло влево, затем развернуло поперек фарватера и вынесло на песчаную косу, скрытую водами прилива. Зад «Изабеллы» оказался погруженным в песок, а в правой скул’е, словно гигантский зуб морского змея, торчал кусок подводной скалы.

Многочисленные пассажиры, высыпавшие наверх ввиду порта и попадавшие от непредвиденной резкой остановки, имели вид помятый и жалкий. Женщины визжали, мужчины ругались, кто-то стонал, кто-то, растерянно оглядываясь, искал близких… По палубе бегали серые корабельные крысы. И над этим гвалтом, перекрывая его, гремел свирепый рык капитана Бартла Брана. Огромный, страшный в гневе, он метался по судну и рычал, как раненый медведь. Его рыжая ирландская борода и густая шевелюра пламенели в солнечном свете. Внезапно появляясь здесь и там, он изрыгал проклятия, грозил огромным кулачищем и ревел: «Где он?! Где этот акулий хрящ? Дайте мне эту вонючую крысу! Уууу…!». Матросы старались не попадаться ему на глаза, а повстречав, демонстрировали особое усердие: закидывали пробоину балластом, таскали из трюма наверх мокрый корабельный скарб, а в трюм несли инструмент и доски. Шкипер «Изабеллы», дюжий верзила по прозвищу Брамсель, косился на капитана и размышлял, не тронулся ли умом старина Бартл, и не появится ли в связи с этим скорбным событием капитанская вакансия в судоходной компании.