Золотое дно. Книга 1

И Васильев двинулся именно в ту сторону, он был здесь хозяин, вправе гулять, где вздумается. Когда-нибудь забудутся и тревоги, и болезни, и несчастные случаи. Среди сопок вознесется на высоту стоэтажного дома плотина, изящно изогнутая навстречу течению — не столько для красоты, сколько для экономии материала. В плотину будет давить море объемом почти пятьдесят кубических километров…. это сколько же миллионов тонн? Но половина нагрузки через эту арочную конструкцию как раз и передастся берегам. Всё будет. Только бы сейчас не сорвалось.

Он намерзся, наспотыкался, но к себе в квартиру не хотелось — там одиноко, хотя, наверное, телефон дребезжит без конца, подпрыгивая на тумбочке в прихожей. Альберт Алексеевич заметил — молодежный клуб еще открыт, и зашел, с трудом оттянув к себе тяжелую с пружинами обледенелую дверь.

Услышал щелчки шаров — где-то играют в бильярд. Васильев побрел на звуки — и в полутемной комнатке (только одна лампочка горит) увидел компанию рабочих с киями. Они окружили самодельный столик, шарики здесь катались стальные, от подшипника, сетки луз висели нарезанные из старого бредешка.

Кое-кого из этих людей Васильев уже видел сегодня в блоке на восемнадцатой секции. А парня с негустой русой бородкой — еще и вчера, на вокзале. И паренька в красной курточке там. Эти двое не играли — смотрели.

А играл коренастый сорокалетний мужчина в очках, с бородищей. К нему обращались: «Дядь Вань». Играл высокий парень с черными украинскими бровями и стальным зубом во рту. Его назвали Борисом. Третий, помоложе, белобрысый, с открытым ртом, откликался на имя Сережа. И еще один, нервный парень без шапки, который все руками размахивал, носил странную кличку Леха-пропеллер.

— Боря! — закричал он и вновь закрутил руками. — Вы остались!

— Подставка! — обрадовался Сережа. — Я счас, ага. — Ударил и промахнулся.

— Люто, люто, — заворчал Борис на Сережу. — В шарик и то попасть не можешь. Иссушила дивчина!

— Заколебала-заколдовала, — хрипло проворчал Климов. И с треском ударил. — Свояк! Опять до утра со своей принцессой шарашился. Смотри у меня.

— Привет от нас. Боится — умыкнем, — сказал Борис.

Леха-пропеллер попрыгал, размялся, прицелился.

— Ты ее в сейф запри, на вокзале! Красавица, что ли?

— Дышит духами и туманами? — строго осведомился издали Хрустов.

Молоденький Сережа тупо кивнул. Парни заржали.

— Хлаза… хлаза-то какие? — спросил Борис.

— Карие, — простодушно ответил Сережа.

— Значит, темпераментная, — зашелся в смехе Борис. — Сядь, упадешь…

Начальник стройки не стал мешать им, забрел в зал — там было пусто и неуютно. Сломанные стулья, потресканые стены. Плакат на сцене покосился, вот-вот упадет. На деревянных «лучах» солнца висят какие-то тряпки… «Пора, пора уже Дворец достроить, — поморщился Васильев. — Что мы, ста тысяч не найдем?! Позор. Как можно здесь молодых парней и девушек собирать? Чему учить? Куда звать?» Он уже направился к выходу, как вдруг услышал свою фамилию.

Рабочие за бильярдом говорили о нем. Васильев, смятенно обернувшись, остановился и закурил. Рядом на штукатурке стены было выцарапано гвоздем слово: КАТЕНЬКА.

— Бей, дядь Вань, не подставь! — говорил Сережа.

— Н-но! — отвечал хриплым голосом Климов. — Н-но!.. — Шарик со звоном пролетал и падал в сетку, долго там юрко катался.

— Люто, люто, — бубнил Борис. — Удара тут не рассчитаешь. Разве это бильярд?

— А я что говорил? — отозвался Леха. — Сам Васильев, небось, на таком не играет!

— А он играет? — осведомился Климов. Леха завопил, нависая с кием:

— Ш-шулер номер один! В Москве все его знают, да он там и живет. Жена там. Пожрет с ней в «Узбекистане» и на самолете — сюда. Часы на обеих руках — чтоб лишней минуты не истратить, дуплет!

— Врешь, ага, — возразил Сережа. — Он у нас сегодня в блоке был.

— Был-не был, а жена в Москве, а здесь он в командировке.

— Люто, люто, — отозвался Борис. — Ховорят, на митинге одни часы подарил кому-то.

— Видел я! — засмеялся Леха-пропеллер и завертел кистями, запрыгал в восторге от хорошего удара. — Надоело, наверно, таскать. Тикают справа и слева. Шуму было: «Васильева назначили! Васильева! Из Москвы!» А толку? В магазинах тушенки нет.

— Зубных щёток, — поддержал Борис.

— И пива, — пробурчал Климов. — Мне только пиво пить можно — ливер болит.

— Нет, фуфло-о Васильев, — убежденно заключил Леха и толстым концом кия почесал за воротом на спине. — Фуфло-о! Кого стало больше — журналистов всяких. Про Ваську-вампира осенью писали, а тут опять… «По зову сердца». Правильно ты его, дядь Вань!

Климов хмуро покачал головой:

— Да не бил я… дешевку такого… нельзя мне бить.

— Он выше этого! — поддержал Хрустов товарища. — Все равно мы считаем тебя за звеньевого, дядь Вань. Или даже за «бугра».

— И про этого написали… — продолжал Леха. — Про Валеваху. Не спорю — толковый бригадир. Но ведь обленился. Скажи? — Леха повернулся к пареньку в красной куртке. — Сам спички не зажжет. Знаменитость, и опять — «раньше срока»! «Раньше срока»!

Климов проворчал:

— Вот когда у нас… выпускали… раньше срока…