Золотое руно

— Поправка: Отсек альфа вскрыт. Аварийный отстрел селекторов!

— Контроль, не могу его удержать. Он разваливается! Он разва…

Летающая ванна пронеслась через экран; картинка была очень зернистая.

— Это настоящая архивная съёмка, — объяснила Карен. — Эта катастрофа произошла в действительности.

На экране появилось нечто, по‑видимому, призванное выглядеть как компьютерная графика — похоже, они сверлили дырку в затылке Остина, чтобы установить искусственный глаз — и скоро восстановленное человеческое тело уже перебирало ногами на беговом тренажёре. Я прочитал угловатые цифры на экране.

— Шестьдесят километров в час? — недоверчиво спросил я.

— Лучше! — ухмыльнулась Карен. — Шестьдесят миль в час.

— А насекомые у него по лицу размазывались, как на ветровом стекле?

Карен рассмеялась.

— Нет, и волосы никогда не растрёпывались. У меня в спальне висел постер с ним, когда я была подростком. Он был просто великолепен!

— Я думал, у тебя висел Супермен и тот, как его — Том чегототам?

— Том Селлек. И они тоже. У меня в спальне вообще‑то была не одна стена.

— То есть введение в твою культуру обещает быть чередой подростковых кумиров?

Карен усмехнулась.

— Не беспокойся. Я также любила смотреть «Ангелов Чарли» — в семнадцать у меня была причёска как у Фэрры Фосетт. Её я тебе покажу в следующий раз; тебе понравится. Это было первое в истории джигл‑шоу.

— Джигл?

Она придвинулась ближе ко мне.

— Увидишь.

16

Ресторан американской кухни Верхнего Эдема был почти пуст: пожилая белая пара обедала у камина, как я понимаю, голографического, и ещё один чернокожий мужчина обедал в одиночестве. Чернокожий был коротко подстрижен. Он был немного похож на Уилла Смита, который в прошлом году получил Оскара за роль Вилли Ломана в новой версии «Смерти коммивояжёра». Ради этой роли Смиту пришлось избавиться от своего природного блеска в глазах, но этому похожему на Смита мужчине не было в том нужды, и даже когда он просто сидел за столом, его лицо сохраняло внимательное и настороженное выражение. Поддавшись внезапному порыву, я подошёл к его столику.

— Здравствуйте, — сказал я. — Не возражаете, если я составлю вам компанию?

Он улыбнулся.

— Если бы я хотел есть в одиночестве, то ел бы дома.

Я выдвинул стул и сел. Я машинально отметил тот факт, что ножки стула утяжелены — наверное, без этого с непривычки можно было слишком сильно за него потянуть и отправить в полёт в здешней низкой гравитации.

— Джейк Салливан, — сказал я, протягивая руку.

— Малкольм Дрэйпер, — представился он. Я заметил таффордское кольцо у него на указательном пальце правой руки, но из‑за своего дальтонизма не мог различить, красное оно или зелёное; но это и не важно, я же не собирался делать ему предложение. Своё собственное я оставил дома; не думал, что оно может мне понадобиться здесь, среди всех этих стариков. В прошлом мне приходилось обходиться без секса два года кряду, хотя и не по собственному выбору, и у меня не было секса ни с кем с той единственной замечательной ночи с Ребеккой в канун Нового года. Так что я не сомневался, что смогу обойтись без секса те несколько лет, что мне остались до того, как синдром Катеринского убьёт меня или спровоцирует выполнение завещания о жизни. Конечно, мой таффорд был зелёным, по крайней мере, так мне говорили, что означало, что я гетеросексуал. Правда, исходя из своих успехов с женским полом я иногда начинал подозревать, что продавец воспользовался моей цветовой слепотой и всучил мне таки красный.

— Рад познакомиться, Джейк, — сказал Малкольм после того, как мы пожали руки.

— Малкольм Дрэйпер, — повторил я имя, которое он назвал. Что‑то оно мне напоминало. — Я не могу вас знать?

На лице моего собеседника возникло обеспокоенное выражение.

— Вы федерал?

— Простите?

— Агент одной из моих бывших жён?

— Нет. Простите. Я не собирался…

Лукавая улыбка.

— О, конечно же, нет. Шутка. Некоторые люди могли обо мне слышать, да. Я был дершовицким профессором права и гражданских свобод в Гарварде.

— Точно! Точно! Громкие дела. Та лаборатория, где изучали приматов, верно?

— Да, это был я. Положил конец вивисекции высших приматов на территории Штатов и их незаконному удержанию.

— Помню это дело. Вы молодец.

Он добродушно пожал плечами.

— Спасибо.

— Вы не выглядите таким уж старым, — сказал я.

— Мне семьдесят четыре. Я бы мог ещё заседать в Верховном суде… не то чтобы чернокожий либерал имел шансы быть туда назначенным в ближайшие… да вообще никогда.

— Гмм, — сказал я, не найдя лучшего ответа. — А вы перед ним когда‑нибудь выступали?

— Перед кем?

— Верховным судом. Американским, разумеется. Сам‑то я канадец.

— Были канадцем, — поправил Дрэйпер. — Сейчас вы вообще никто.

— Ну‑у… — сказал я.

— Но, возвращаясь к вашему вопросу, да, я выступал перед Верховным судом. В последний раз в деле «Мак‑Чарльз против Масланковски».

— Так это были вы?

— Да.

— Вау. Горжусь знакомством, мистер Дрэйпер.

— Малкольм, пожалуйста.

Он выглядел таким бодрым, что я не мог поверить в его скорую смерть.