Кроме того, так ли важен восемьдесят восьмой день рождения, если твоё тело подверглось омоложению? Когда ты ребёнок, день рождения — это большое событие. В среднем возрасте они уже не кажутся такими уж важными, празднуются лишь круглые даты, да в годы, оканчивающиеся на пятёрку, иногда посидишь и подумаешь о прожитом. Но после определённого возраста это снова меняется. Теперь снова каждый день рождения — праздник, каждый день рождения — достижение… потому что каждый из них может стать последним. Если только ты не прошёл роллбэк. Так отмечать ему свой восемьдесят восьмой день рождения, или проигнорировать?
И ведь это вовсе не означало, что его биологические часы теперь показывают двадцать шесть вместо двадцати пяти. Он знал, что «двадцать пять» — это примерное значение. Роллбэк — это комплекс биологических модификаций, не машина времени с цифровым индикатором. Он, однако, обнаружил, что ему приятнее думать о себе, как о двадцатишестилетнем. Двадцать пять — это неприлично мало; в этом возрасте было что‑то до смешного незрелое. Но двадцать шесть — это уже серьёзнее, это почти «под тридцать», начинаешь остепеняться. И пускай значение не точное — он же всё равно
То, что именно сегодня — день его рождения, было очень неудачным совпадением — теперь он будет вспоминать о своём разрыве с Ленорой в каждый из множества дней рождения, которые ему ещё предстоят.
Он прибыл в «Герцог Йоркский» к полудню и наткнулся там на Гэбби.
— Привет, Дон, — сказала она, улыбаясь. — Спасибо, что помогал нам в пищевом банке на прошлой неделе.
— Без проблем, — сказал он. — Было весело.
— Ленни уже здесь. В «уют‑компании».
Дон кивнул и направился в маленькую комнатку. Ленора читала что‑то с датакомма, но подняла взгляд при его приближении и моментально оказалась на ногах, встав на цыпочки, чтобы его поцеловать.
— С днём рождения, милый! — объявила она.
— Как… как ты узнала?
Она таинственно улыбнулась — но, конечно, в наше время в сети можно отыскать любую информацию. Как только они уселись, Ленора достала откуда‑то что‑то, завёрнутое в блестящую синюю бумагу.
— С днём рождения, — снова сказала она.
Дон посмотрел на подарок.
— Не нужно было!
— Что я буду за подруга, если забуду про твой день рожденья? Давай, открой его.
Он подчинился. Внутри была белоснежная футболка. На ней был стандартный запретительный знак — перечёркнутый круг, в котором было слово «QWERTY», составленное из шести скрэббловских фишек. Дон лишь удивлённо разинул рот. Когда они в первый раз играли в скрэббл, он упоминал о том, что не одобряет включение слова «qwerty» в «Официальный словарь игрока в скрэббл». На его памяти оно всегда записывалось заглавными буквами, а такие слова в скрэббле не допускались. Все словари, с которыми он консультировался, соглашались с ним, за исключением одного: Вебстерского Третьего Полного Международного Словаря, утверждавшего, что слово «часто записывается строчными буквами». Но тот же самый излишне либеральный словарь утверждал, что «торонто» может писаться с маленькой буквы, когда означает что‑то, присущее городу, вроде «в торонто‑стиле», а в ОСИС такого слова не было, и слава Богу. Поскольку с применением слова
— Спасибо! — сказал он. — Это потрясающе.
Ленора улыбалась до ушей.
— Я рада, что тебе нравится.
— Ещё как! Я уже её люблю.
— А я люблю тебя, — сказала она, в первый раз произнеся эти слова, потянулась через стол и взяла его за руку.
Листья на деревьях вдоль Эвклид‑авеню сменили цвет на смесь оранжевого, жёлтого и коричневого. Год становился стар; скоро наступит зима. Дон и Ленора шли вдоль них, взявшись за руки. Она, как всегда, оживлённо болтала, но он был слишком поглощён раздумьями, чтобы что‑то говорить, потому что знал, что они идут к ней домой в самый последний раз.
Мёртвые листья смешивались с мусором, нанесённым вечерним бризом на потрескавшийся асфальт. Они прошли мимо зданий с заколоченными окнами и сидящих вокруг канализационного люка алкашей, прежде чем добрались до её обшарпанного дома и спустились в квартиру в полуподвале. Когда они вошли и сняли плащи, Ленора занялась кофе, а Дон огляделся вокруг. На самом деле здесь было не так много вещей, принадлежащих Леноре лично; он знал, что потрёпанная мебель сдавалась вместе с квартирой. Её собственность, вероятно, поместилась бы в пару чемоданов. Он удивлённо покачал головой, вспоминая, когда его жизнь была так мобильна и не отягощена багажом.
— Вот, — сказала Ленора, протягивая ему дымящуюся чашку. — Поможет согреться.
— Спасибо.
Она устроилась на подлокотнике дивана.
— И я знаю ещё кое‑что, чем можно тебя согреть, именинничек, — сказала она, и её глаза блеснули.
Но он покачал головой.
— Гмм… может, лучше в скрэббл сыграем?