Золотое руно (сборник)

– Пожалуйста, – сказал президент, делая жест в сторону обтянутого винилом стула, – присаживайтесь.

Кадим сел; в результате его голова оказалась с головой президента на примерно одном уровне.

– Спасибо. сэр.

– Мисс Доусон сказала, что вы служите в армии?

– Да, сэр.

– Ваше звание? – Но потом он улыбнулся. – Рядовой первого класса, верно? Личный номер 080-79-3196, так?

– Совершенно верно, сэр.

– Это так странно – помнить то, что было с вами, молодой человек.

– Для меня странно знать, что вы всё это помните.

– Не сомневаюсь. Знаете, я специально туда не суюсь. Это не так, будто я думаю «Гы, а что было у Кадима и Кристы на первом свидании?» или… – Он нахмурился. – О. Ну, я на вашей стороне. Я считаю, что «Солдаты неудачи» – отличный фильм, пусть ей он и не понравился.

Кадим почувствовал, как медленно качает головой; это было удивительно.

– В общем, прошу прощения, – сказал президент. – Я хотел сказать, что специально я не делаю того, что только сделал. Вы имеете право на неприкосновенность вашей личной жизни.

– Спасибо, сэр.

– Так вы служили за границей?

– Да, сэр. Операция «Иракская свобода».

Президент, надо отдать ему должное, не отвёл взгляд.

– Но теперь вы дома, – сказал Джеррисон тоном, который, как был уверен Кадим, предполагал, что он должен быть за это благодарен.

Кадим сделал глубокий вдох и сказал:

– Не совсем, сэр. Мой дом в Лос-Анджелесе. Здесь я лечусь.

Джеррисон удивлённо нахмурился.

– Простите. Я не знал, что вы были ранены.

Вероятно, он уже вспоминал то, о чём Кадим собирался ему рассказать, но потом снова забыл, засыпанный грудой других вещей, нуждавшихся в обдумывании. Кадим незаметно вздохнул. Вот если бы всё можно было так легко забыть.

– У меня ПТСР.

Президент кивнул.

– Ах, да.

– Профессор Сингх пытается мне помочь. Вернее, пытался, пока его не прервали; там ещё много работы.

– Уверен, что вы в хороших руках, – сказал Джеррисон. – Мы всегда пытаемся помочь ребятам в форме.

Комментарий казался искренним, и хотя Кадим и правда не голосовал за Джеррисона – он ни за кого не голосовал – он снова задумался о том, стоит ли осуществлять задуманное. Никто не должен проходить через такое.

Но ему придётся. Кадим проходил через это тысячу раз. И то, чего не достигли петиции солдатских матерей, ряды накрытых флагами гробов и безрадостные выпуски новостей из Багдада, возможно, лишь возможно, он достигнет этим .

– Спасибо, сэр, – сказал Кадим. Президент был прицеплен к монитору жизненных показателей, к такому же, к какому раньше подключали Кадима; монитор показывал семьдесят два удара в минуту. Кадим подумал, что его собственный пульс гораздо выше. Сам президент Соединённых Штатов! Калиль и Ламарр никогда в это не поверят. Но Калиль и Ламарр тогда остались в Южном Централе; они, вероятно, по-настоящему не верили – или, по крайней мере, не в полной мере оценили – историям, которые Кадим привёз из Ирака.

Но президента можно заставить в них поверить.

И оценить по достоинству.

Прочувствовать .

– Мистер президент, должен сказать, что я очень раз встрече с вами. Моя мама, сэр, она будет просто потрясена.

Президент шевельнул рукой в сторону фотографа, который быстро сделал ещё несколько снимков.

– Мы, разумеется, пошлём ей снимки. – И тут брови президента взметнулись вверх. – Ваша мама – она очень хорошая женщина, не правда ли?

– Лучшая, сэр.

Он кивнул.

– Это так странно. Таниша, верно? Я вижу, что вы её очень любите.

– Да, сэр. Она всегда хотела для меня только добра.

– Не сомневаюсь. И… о!.. у неё на следующей неделе день рождения?

– Да, сэр.

– Передавайте ей поздравления от меня.

Кадим кивнул.

– Она будет в восторге, сэр. – Краем глаза он заметил, как агент Доусон поглядывает на часы. У него явно остаётся очень мало времени и…

И сама мысль о том, что он собирается сделать завязала его желудок узлом, и он почувствовал, как на лбу выступила испарина.

– Ну, – сказал Кадим, – я уверен, что вас ожидают государственные дела, – никогда бы не подумал, что что ему когда-либо в жизни придётся произносить такие слова. Он поднялся, и все четыре ножки стула царапнули по покрытому плиткой полу. Он глубоко вдохнул и сглотнул, пытаясь успокоиться, а потом, наконец. выпалил:

– Но я надеюсь, что после моего ухода вы подумаете о детях, сэр.

Президент посмотрел на него; брови съехались практически вместе.

– Детях?

– Да, сэр. Плачущих детях. – Кадим ощутил, как его пульс ускоряется, и протянул руку, чтобы ухватиться за приподнятую часть президентской кровати, от чего агент Доусон подалась вперёд. – Плачущих детях, – повторил Кадим, – и запахе раскрошенного бетона.

Президент резко втянул в себя воздух, и хотя громкость на мониторе жизненных показателей была установлена на минимум, Кадим всё же услышал, как ускорились гудки, обозначавшие сердцебиение.

Всё случилось на удивление быстро: звук шагов за дверьми, затем вошла женщина – чернокожая, элегантная – а, Сью её знает, это Элисса Сноу, личный врач Джеррисона.

– Мистер президент, с вами всё в порядке? – спросила она.