Золотое руно (сборник)

Пересекающиеся лазерные лучи были особым образом модулированы так, чтобы проходить сквозь кость и плоть; сине-зелёные точки были лишь визуальными маркерами совпадающих с ними невидимых лучей. Лучи проникали в его череп, не оказывая никакого эффекта, однако когда два или больше лучей пересекались внутри его мозга, они стимулировали нейронную сеть и заставляли её срабатывать, создавая, как объяснял Сингх, эквивалент потенциала действия. Сначала пробуждалась одна сеть, потом вторая, потом третья. Оборудование Сингха позволяло обойти возбудительное растормаживание, приводившее в отчаяние других исследователей мозга: обычно недавно сработавшая нейронная сеть очень неохотно срабатывает повторно. Однако Сингху удалось заставить ту же самую сеть срабатывать с максимально возможной частотой, пока она, по крайней мере, на время, не истощала свой запас нейротрансмиттеров.

Именно этим Сингх и занимался, когда…

Пикник, один из немногих счастливых моментов Кадимова детства.

Пятеро старшеклассников отбирают у него завтрак по пути в школу.

Его мать пытается скрыть от него подбитый глаз, и он злится, зная, что она снова позволит этому мужчине вернуться в их дом.

Его первая машина.

Первый минет.

Острая боль – нет, лишь воспоминание об острой боли. А, это когда он сломал руку, играя в футбол.

Снова боль, но приятной природы – это Криста игриво прикусила его сосок.

Стая птиц, закрывшая солнце.

Солнце…

Солнце.

Горячее, изливающее жар. Солнце пустыни.

Ирак.

Да, Ирак.

Его сердце заколотилось; звук монитора напомнил мелодию «Би-Джиз» «Оставаться в живых».

Сингх целился, подбирался ближе, сужал круги вокруг жертвы.

Кадим вцепился в мягкие подлокотники кресла.

Песок. Танки. Солдаты. И, в отдалении, деревня.

Крики. Приказы. Рёв двигателей, сражающихся с жарой и рыхлым песком.

Кадим тяжело дышит. Воздух, который он вдыхает, холодный, но память говорит о жгучем жаре. Ему захотелось крикнуть Сингху, чтобы он выключил, выключил, выключил! Но он закусил губу и терпел.

Деревня приближалась. Мужчины-иракцы в пустынных одеяниях, женщины, должно быть, истекающие потом в своих мешковатых чёрных абайях, детишки в лохмотьях – все выбежали посмотреть на прибывающий конвой. Встретить. Поприветствовать .

Кадим почувствовал тошноту. Усилием воли он подавил её и позволил памяти захлестнуть себя – всем крикам, всей боли, всему злу  – в самый последний раз.

Снайпер Рори Проктор продолжал следить за активностью на крыше Белого Дома с, как он надеялся, безопасного расстояния. Он был обеспокоен и зол: Аль-Саджада уже несколько месяцев наносила стране удар за ударом. Сколько их будет ещё? Сколько страна ещё сможет выдержать?

Он настроил рацию на полицейский канал и прислушался к комментариям специалиста, управляющего роботом-сапёром:

– Я собираюсь разрезать стенку коробки, чтобы добраться до взрывного устройства. Через пять, четыре, три, две…

Агент Сьюзан Доусон никак не могла отделаться от воспоминаний о старом эпизоде из «Коломбо», где приглашённая звезда Леонард Нимой играл хирурга, который пытался подстроить смерть того, жизнь кого он, как предполагалось, спасал: устанавливая искусственный сердечный клапан, персонаж Нимоя воспользовался рассасывающимся шовным материалом вместо обычного. Однако насколько она могла судить, Эрик Редекоп и его команда самоотверженно трудились, спасая жизнь Сета Джеррисона.

– Центральный – Доусон, – раздался голос в наушнике. – Судья Хорват едет в «Эндрюс», но говорит, что не может начать без официального извещения о смерти. Президент уже…

Иииииааааааиииии!

Сьюзан выдернула наушник из уха; идущий из него визг был непереносим. Свет в смотровой галерее задрожал и выключился, как и в самой операционной. Через пару секунд внизу вспыхнуло аварийное освещение. Марк Гриффин взбежал по ступенькам на маленькую галерею и открыл дверь в дальней стене операционной. Включилась смонтированная на потолке установка аварийного освещения, внешне напоминающая две автомобильные фары.

– Эти лампы работают от аккумуляторов, – сказал Гриффин. – Электричества в сети нет – то есть, ни дефибриллятора, ни перфузионного насоса. – Сьюзан увидела, как кто-то выбежал из операционной – по-видимому, за каталкой с портативным дефибриллятором.

Эрик Редекоп, ярко освещённый сверху и слева мощной аварийной лампой в операционной, коснулся затянутой в перчатку рукой груди президента и начал сжимать сердце Джеррисона. Хирург бросил взгляд на спаренные цифровые часы на стене, показывающие время дня и продолжительность операции – однако цифры на них не светились.

Через некоторое время основное освещение ожило и, поморгав, зажглось. Редекоп продолжал раз в секунду стискивать сердце. Другие врачи лихорадочно перезапускали и настраивали оборудование. Она обернулась к Гриффину:

– Что за чёрт?

– Не знаю, – ответил он. – Аварийное питание должно подключаться автоматически. Операционная никогда не должна вот так вот обесточиваться.

Сьюзан подхватила свой наушник и, убедившись, что в нём больше не завывает, вставила его в ухо.