Золотой исток

Ребята переглянулись… Как быть? И делиться опасно и отказываться вроде неудобно, когда по-хорошему говорят. Выручил Кузьма. Он отдал Ване ружье, взял у мужика чугунок и стал спускаться по тропке к ручью. За ним ушел Сенька.

Ваня следил за мужиком… Сейчас зевать нельзя, все может случиться…

Мужик ломал через колено толстые сучья и совал их в печку, а сам, видно, думал о другом. Береста лежала на глазах, рядом, а он долго шарил рукой по земле, искал ее.

Пришел Кузьма.

— Чай пить — не дрова рубить, — сказал мужик, увидев его. — Сюда ставь.

Кузьма поставил чугунок с водой на печку и сел в траву, рядом с Димой. Мужик подпалил бересту. Из печки повалил сухой сизый дым и поплыл к лесу, покачиваясь.

Березка была недалеко от печки, но стояла по другую сторону и не боялась дыма. Красивая она была, чистая, зеленая. А за ней поднимался темный широкий кедр, старый, весь в шрамах, как партизан.

Вылез из лога Сенька, подошел к мужику.

— Чего скажешь? — спросил его мужик.

— Вода здесь мутная, как квас, — ответил ему Сенька.

— Золото мою, вот и мутная. Только мало попадает его. Да-а… Сколько песку переворочаешь за день. Поясница к вечеру болит.

— Шел бы тогда лучше на строительство работать, если так. Чего зря маяться одному, в лесу… Вот мы…

Сенька замолчал, увидев, что Кузьма грозит ему кулаком.

— Складно говоришь, парень. А не толкуешь, что характер у меня не домашний. В лес меня тянет, особливо весной… Ну, и к старательству я тоже прирос. Много ли, мало ли мою, а уйти от золота не могу… Люди этого не понимают, шумят… В девятнадцатом году, помню, пришел к нам в деревню колчаковский офицер с солдатами. Нашлись люди, доказали — будто я знаю золотые клады в тайге. Повел меня офицер в лес, сам позади идет, наганом меня в спину толкает. Отошли мы версты полторы от деревни, остановились, я трубку закурил. Покурил и говорю его благородию, что золото — не глина, терпения требует, сноровки. Шалый был офицерик. «Я тебя, — кричит, — сукина сына, заставлю носом землю рыть…» Объясняю, что в один день нам не обернуться, что золото, конечно, есть, да только трудов требует, по крупицам его собирают… «Убью!» — орет офицерик. Рассердился я… Ты, говорю ему, меня смертью не пугай. Для тебя, может, она и в диковинку, а я с ней не раз в обнимку лежал… Закипел, кажись, чай-то, молодцы.

Мужик встал.

— Убил он вас, дядя? — спросил Дима.

— Вроде нет… К партизанам я его привел… Чай я пью, молодцы, со смородинным листом… Да-а, шумят люди, возятся, как раки в решете, а понять не могут, что пихта на сухом месте не растет. Сколько ни шуми, не растет и все тут… Кружки пока доставайте, я сейчас.

Мужик ушел в избушку.

— Он с белыми воевал. Хороший… — сказал Дима.

— У тебя все хорошие. Может, это хитрость.

— Чего ему хитрить. Он вон какой, медведь…

Ваня хотел сказать Диме, что тот старик тоже сначала прикидывался добрым, но не успел — из избушки вышел мужик. Он нес лепешки, завернутые в лопух.

— После чая мужик подсел к ним и сказал:

— Вот что, молодцы. Давайте в открытую разговаривать. Знаю, пришли вы на Сорочий Ручей за золотом. Скажите правду, помогу… Сколько намоете, все ваше. Вот так… А зовут меня Яков Дубонос.

Ребята молчали… Дима гладил ладонью траву, Сенька встал, Кузьма положил на колени ружье.

— Мы поговорим, — сказал Ваня. — Тогда…

— Поговорите, — согласился Яков.

Ребята встали, отошли шагов пятнадцать, к ельнику.

Дима начал сразу защищать Якова. Сенька спорил с ним. Он считал, что мужик этот просто хитрый, добрым прикидывается, а ночью убьет всех. Ваня тоже не очень верил мужику, и голос мужика казался ему, подозрительно знакомым…

— Врать Якову нельзя. Не такой мужик, — сказал Кузьма. — Догадается, еще хуже будет.

— И про карту рассказывать!?

— Придется. Знает он про нас много.

Спорили долго и решили — рассказать Якову правду… Что будет, то будет. Больше все равно ничего не придумаешь. Но держаться настороже, следить за мужиком.

Он ждал их, глядел внимательно, строго, почесывая пятерней черную бороду.

— Ну, как порешили, молодцы? Таиться будем или начистоту?

Дима улыбнулся ему.

— Вы не обижайтесь, — сказал Ваня.

— Не буду…

— Мы ведь не для себя это… Понимаете, рабочие заводы строят, города. Они герои…

— Люди они…

— Я не про то… О строителях песни поют, портреты их будут в музее висеть. А мы только в бабки играли, да рыбу ловили на Ерошкином озере. Мы не маленькие, понимаем. Я стихотворение в клубе слушал…

Нас водила молодостьВ сабельный поход,Нас бросала молодость

На кронштадтский лед.Но в крови горячечнойПоднимались мы,Но глаза незрячиеОткрывали мы…

— Стой, молодец! — закричал Яков. — Революцию не тронь. Революция праздник для души, а нынче будни… И кто вы такие, чтобы вспоминать…

— Мы тоже за рабочий народ. Даже умереть можем…

— Подожди! А золото тут при чем? Кому золото?

— Не буржуям же! — Это сказал Сенька.

Яков отмахнулся.

— Подожди! Говорю, подожди! Как вы про Сорочий Ручей узнали? От кого?