Золотой ключик инфосторителлинга

Больше всего нас волнует, наверное, не то, кто мы есть, а то, как мы выглядим в глазах других, наша репутация, достоинство и прочее.

И не дай бог нанести здесь урон. Не зря в древние времена оскорбление прилюдно, публичное осмеяние приравнивалось к смерти.

Страх уронить свое достоинство, скомпрометировать себя в обществе — наверное, самый сильный страх на свете.

«Вцентре вожделения был котел[1].

Его сняли с огня и поставили на плоские камни.

Старый Гир хлопнул три раза в ладоши, и все семейство двинулось к исходящему ароматом вареву.

Причем никто из них не встал на ноги и не прошел к котлу, как нормальный человек. Нет, они норовили преодолеть этот путь с особым шиком.

Диву даешься, сколько находчивости и изобретательности они при этом проявляли!

Один катился, как бревно, собирая на свой потный живот и спину все гальки, травинки, щепки и прочую дрянь, какая только могла под ним оказаться.

Другой, сидя на корточках и опершись впереди себя руками, прыгал, как лягушка, издавая с каждым прыжком победное “Га! Га!” Третий полз на животе, четвертый шлепал, не отрывая седалища. Урча, они наталкивались друг на друга, фыркали и вопили, как одержимые.

Старик Гир дал в ухо одному из сватьев, пнул пару племянников и таким образом быстро навел порядок.

Семейство расселось вокруг котла.

У кого были миски, ели из мисок, наполнив их до краев и отвалив в сторону. У кого мисок не было, а были только ложки — хлебали прямо из котла ложками.

Они дули, обжигались, хватали пожирнее куски, пытаясь поскорее проглотить свою порцию.

Участия в общей трапезе Старый Гир не принимал. Сыновья отнесли ему самую большую посудину, и он ел на своем месте, восседая у Красного камня. Казалось, что возня обедавших родичей его мало занимает.

Гуин готов был подождать еще, но Добрый Мо, видно, потеряв терпение, начал вести себя удивительным образом.

Его попытки привлечь внимание Гира выглядели достаточно странно еще и потому, что раньше Мо так никогда не поступал. Во всяком случае, до сих пор Гуин за ним ничего подобного не замечал.

Первое, что сделал Мо, — так это выдул горлом громкий булькающий звук.

Затем выставил вперед правую ногу и стал делать вращательные движения носком, будто втирал в пыль собственный плевок. Он дергал ногой все быстрее, и казалось, что нога Мо вот-вот оторвется от туловища и улетит.

Ладошками Мо хлопал по очереди по своим толстым ляжкам. В общем, концерт, да и только.

— Что надо этим габуинам? — спросил Старый  Гир, вроде бы ни к кому не обращаясь.

Стало очень тихо, только и слышно было, как осина поскрипывает на ветру да урчит в чьей-то несознательной утробе.

Мо шумно сглотнул слюну — видимо, запах съестного окончательно выветрил из его башки остатки здравого смысла.

— Прежде чем рассказать тебе о постигшем нас злом умысле, почтенный Гир, дозволь присесть к твоему котлу, — промямлил он.

— Вы пришли ко мне за едой? — брови Гира взлетели высоко вверх, так что кожа на лбу наморщилась и пошла толстыми складками.

— Мы ищем у тебя справедливости и защиты от творимого бесчестия, почтенный Гир! — Гуин постарался вложить в эту фразу всю свою твердость и молил про себя только об одном: чтобы голос не сорвался в самый неподходящий момент.

Гир повернулся в сторону говорившего и изобразил на лице крайнее удивление, как будто повстречал по меньшей мере говорящего осла.

— Тебя, по-моему, Гуином зовут? — спросил он миролюбиво.

Гуин кивнул.

— А прозвище твое Лопотун?

Гуин опять кивнул.

Люди Гира слегка хохотнули.

Гир щелкнул два раза пальцами, и у котла потеснились, высвобождая место.

Один из родичей ловко наполнил миски и протянул их нам, ласково оскалив гниловатые зубы. Нашлись и ложки.

Наваристый суп, щедро приправленный кореньями, показался Гуину в этот момент вкуснейшей едой на свете.

Он так увлекся, что на какое-то время забыл и про Гира, и про торговца с Севера, и даже про верного Мо, который также с наслаждением прихлебывал рядом.

Однако Старый Гир вернул Гуина на грешную землю.

— О какой справедливости ты болтаешь, Лопотун? — спросил он дружелюбно.

— Продававший покрывало обманул меня, подсунув лежалый товар.

— Торговля — дело нечистое, я всегда об этом говорил. Не ты ли, Гуин, и тебе подобные всегда защищали тех, кто ею промышляет?

— Каждый добывает себе пропитание как может.

— Вот и я об этом! — обрадовался Гир.

— Он поступил, как последний мерзавец и плут!

— Не нам судить, кто первый плут, а кто последний, — лицо Гира налилось кровью. — Вы ударили по рукам?

— Да.

— Почему я должен верить тебе, а не ему?

— Почтенный Гир, я могу принести клятву чести, — Гуин старался унять волнение.

— Э-э, — махнул рукой Гир, — ты ведь общаешься с вонючими лимами, не так ли?

— Лимы так же свободны, как и все мы.

— По-твоему, мы воевали за свободу, чтобы всякие прохиндеи над нами же и глумились?!

Лицо Гира было уже не красным, а почти багровым. Казалось, что его сейчас хватит удар.

— Мы все равны перед Законом — и ты, и я, и лимы.

— Врешь! В этом мире нет ничего равного. Так говорят только болтуны вроде тебя. Вот я седой, а ты лысый.

Гир провел по своей роскошной гриве, успокаиваясь.