Золотой Лис

Лиса отодвинула ширму в углу, откинула крышку клавира, уселась, сказала: «Ща, ща всё будет», пробежалась пальцам по аккордам и заиграла что-то залихватское, почти разбойничье:

Там, где прошлась Рука Короны,Закон никто не смеет нарушать!Служу Короне!В Мире закон, пока на ТронеКорона (бряк!)

И Перелеска мать,Святая мать!

Райн Горт с недоумением смотрел на ручку от кружки, оставшуюся у него в руке. И чем теперь об стол стучать? К третьему куплету райнэ уже вслушались, спелись, всё уже получалось слаженно, все как-то воодушевились, зарумянились — и тут такой облом!

Лиса колотила по клавишам, пальцы путались, получалось довольно фальшиво, но её это не смущало — зато громко! И мелодию ведь можно узнать? Можно! Вот и… А за спиной орут в четыре голоса, и всё нормально, всё нормально, вот так! Вот так! Вот так! И самой орать погромче, тогда, может, пройдёт это идиотское чувство нереальности происходящего, от которого хочется побиться головой об стену или, хотя бы, крепко ущипнуть себя, и щипать каждую минуту, потому что, как только боль проходит, опять начинает казаться, что спишь…

Там, где прошлась Рука КороныСпокойно дети райнэ могут спать!

Служу Короне!Жизнь хороша, когда на ТронеКоронаИ Перелеска мать,Святая мать!

На четвёртом куплете «Святая мать» незаметно преобразовалась в «Такую мать», впрочем, на общем настрое это не сказалось. На пятом куплете со второго этажа тихо спустилась Птичка. Её облик здесь был вопиюще неуместен. Бирюзовое платьице с белым воротничком, белокурые локоны водопадом, весенней зелени глаза эльфийского разреза… Она с изумлением озирала шумный бардак в углу у клавира, обломки стола в простенке между окнами в сад… Райнэ по очереди замолчали и завиноватились. Поэтому последнее «Та-ку-ю мать!» Лиса, сидевшая к залу спиной, гаркнула в гордом одиночестве и повернулась, удивлённая тишиной, едва не слетев со стула.

— Ма-аам? — осторожно поинтересовалась Птичка. Глаза её, и так большие, заняли, казалось, пол-лица. Лиса тихо, довольно захихикала в ладошки.

— Твоя мать пьяна! — заявила она, погрозив Птичке пальцем, — И бузит! — она кивнула и опять захихикала в кулачок.

— Да что ты! — саркастически хохотнула Птичка. — А я-то сижу и думаю — что так тихо в доме?

— Ага, — довольно кивнула Лиса. — У меня тут небольшая такая истерика случилась… Не-не, всё нормально, всё нормально! — замахала она руками на встревожено напрягшееся лицо девушки. — От радости, чесслово! Я тебе завтра расскажу! Всё-о расскажу! Просто, благословенные мне нечаянно коньяку вместо воды налили. А теперь я пытаюсь портер… потере… в себя придти, в общем. Очень громко, да? — виновато посмотрела она на Птичку. Та, задрав брови, повела подбородком «Ну-у…» — Нет, понимаешь, если я орать не буду, я ведь на кровати прыгать начну или на столе плясать — душа просит! — бессильно развела Лиса руками.

— Это… э-э-э… — Птичка, еле сдерживая хохот, показала на обломки стола. — Вот так? Это уже?..

— А-а-а! Не-е-е! Это не я, — расплылась Лиса в довольной улыбке. — Это был Гром, — таинственно сообщила пьяная мать, многозначительно расширив глаза.

— Гро… — поперхнулась Птичка. — Сюда что — молния ударила? — дико огляделась она. Лису согнуло от хохота.

— Нет-нет, райя, молнии не было. Только Гром, — ласково помаргивая, поспешил уверить Птичку староста, взглядом ища поддержки у остальных благословенных. Птичка недоверчиво на него покосилась и опять вопросительно уставилась на мать.

— Ох, — досмеялась та. — Я тебе завтра расскажу, ладно? Я сейчас ещё чуть-чуть побузю… побужу… на ушах похожу, в общем — и спать лягу, чесслово! Потерпите полчасика, ладно? Книжку там почитайте, что ли…

— Да Ника спит уже, бузи ты сколько хочешь! Когда-то ж надо начинать! — фыркнула Птичка. — Всё дети да работа! Сколько времени зря потеряла — подумать страшно! — ехидничала она от облегчения: зря напугалась. Всё с мамой в порядке. Ну кривая, да, но не плачет, а просто песни орёт — это самое главное. Ну, смешная очень, да, но этих райнэ Птичка помнила, при них можно, ничего страшного. Вот и ладно. Главное — чтобы не плакала, а остальное можно пережить. Больше всего Птичка боялась маминых слёз. Пожалуй, это было единственным, чего она по-настоящему боялась. — Только дом-то уж пожалей, не разноси по брёвнышку!

— Ни-и! Я аккуратненько! — заверила её Лиса.

— Пронумеруешь? Типа, брёвнышки? Ну-ну! — ехидно хихикнула Птичка, и пошла наверх, покосившись на останки стола.

— Вот вредная! — проворчала Лиса. — Эх! Не дали допеть такую вещь хулиганскую! Дайте хоть компоту, что ли. А вы наливайте, райнэ, наливайте! Только кран потом нормально заверните, а то лужа будет — и уплывёт моя корчма в далёкие края, по пивной реке к пивному морю… — пригорюнилась она.