Золотой пуд

— Будка твой уже в Киргизии, наверное.

— Не гони, все нормально. Нам же всего по 10 суток дали.

— Какой хрен по десять. Вот увидишь, все раскопают и шлепнут. Какой же я дурак, что с тобой связался.

— Да ладно тебе, отсидим десять дней и сразу смоемся куда-нибудь подальше. Будка же пообещал капусты отвалить.

— Дождешься от него капусты, он же псих и нас еще перемочит, если рыжье не найдет.

В это время загремел замок, дверь приоткрылась, и постовой позвал Пятака.

Его провели на второй этаж, завели в какой-то кабинет, где за столом сидел незнакомый человек. Тот весело поздоровался с Пятаком и сразу предложил кофе или чаю. Пятак насторожился и сначала отказался, но хозяин не отставал. Насыпал растворимый кофе в две чашки, налил кипятку и одну пододвинул Пятаку.

— Давай-давай, Эдик, не стесняйся, а я пока видик включу, порнуху будешь смотреть?

Пятаку очень захотелось горячего кофе, а тут еще и печенье, булочки. В конце концов он взял чашку, отхлебнул. Вкусно! Осмелев, взял булочку, но чуть не подавился.

— А что она, с чесноком?

— Это, наверное, рядом лежала, да ты ешь, не стесняйся и кино смотри, хочешь анекдот расскажу?

Так незаметно пролетело полтора часа. Никаких вопросов хозяин так и не задал. Но всему хорошему приходит конец. Так и Пятаку пришлось возвращаться в темную, душную камеру. Куржопа сразу кинулся к нему:

— Ну что так долго, что спрашивали?

— Видик смотрел да кофе пил, — ответил Пятак, улыбаясь, и присел на нары рядом с мужиком, который сидел у стенки и покуривал «Приму».

— Да ты что несешь? Какой видик? — взорвался взвинченный Куржопа.

— Да порнуху смотрели с опером, — оправдывался Пятак.

— Ни хрена себе порнуху! Может, он тебе анекдоты рассказывал?

— Ну рассказал пару, сейчас вспомню.

— Да пошел ты на хер со своими анекдотами. Что ты ему сказал?

— Да не ори ты, идиот, я вообще ничего не говорил.

— Полтора часа и ничего не говорил, кому ты втираешь? Ну, смотри!

В это время мужик зашевелился и тихо спросил Пятака:

— Колбасу ел?

— Какую колбасу? Что ты несешь?

— «Краковскую», наверное, от тебя чесночком попахивает.

— Да не ел я колбасу, это булочка с чесноком была, а ты вообще кто такой? Вопросы задаешь.

— Да я-то никто, и зовут меня никак, так, странник одинокий, но люди меня знают.

Вмешался Куржопа:

— Слышь, Эдик, мы тут с Геной поговорили кое о чем, так он мне рассказал, кого и за что опера колбасой кормят и как их потом в камере чеснок выдает.

— Да вы что, обалдели? Какая колбаса, не было никакой колбасы! — заорал Пятак. — Кофе пил! Видик смотрел!

— Ну теперь я пойду видик смотреть, — спокойно и как-то отрешенно произнес Куржопа.

Гена тут же посоветовал:

— Ты на себя ничего не бери лишнего. И адвоката требуй.

Пятак недоуменно уставился на него:

— Какого адвоката? Зачем? Вы что, одурели?

Гена тихо ответил:

— Я не знаю ваших дел, и знать их не хочу, но что-то вы сильно дергаетесь и друг друга боитесь, кто-то первый сдаст. Оно и понятно, первому больше веры и послабление какое-то будет. Но люди так не поступают.

— Какие люди, ты о чем?

— А вот в дом попадешь, там тебя люди и встретят.

В это время дверь открылась, и вызвали Куржопу.

Тот вскочил и ни на кого не глядя быстро вышел из камеры.

— Слабоватый пацан, расколется враз, — покачал головой Гена.

— А мне-то что делать? Сейчас всё на меня свалит, — забеспокоился Пятак.

— Может, сразу и не расколется, но через сутки дойдет точно, — задумчиво произнес Гена.

— Что же делать, что делать?

— Мочить его надо, если за вами что тяжелое.

— Кого мочить? Ты что?

— Напарника твоего, Славика, кого же еще?

— Ну ты совсем озверел, как это?

— А как делают, куртку на голову ночью, и придушил. Другой бы на твоем месте уже свое бы признал и не мучился.

Через полчаса доведенный этими разговорами до отчаяния. Пятак сидел перед начальником уголовного розыска капитаном Кривулиным и, торопясь, путаясь, признавался в совершенном ими преступлении. А в это время в другом кабинете Куржопа, утирая слезы и сопли, дописывал явку с повинной. Положив ручку, заикаясь спросил:

— Что мне теперь будет?

Ошеломленные таким поворотом дела, Паша и Андрей виду не подавали, и Паша ответил:

— Я бы тебя сам застрелил, но у нас суд гуманный, жить будешь.

Андрей молча встал и вышел из кабинета докладывать начальнику ОУР. Кривулин молча кивнул ему на стул и сказал Пятаку:

— Ну-ка еще раз расскажи.