Золотой скорпион

Митька замолчал. Кузя говорить не мог совсем.

– Кузь, можно я покурю? Я аккуратненько, никто не увидит.

– Мне тоже дай сигарету, – выдавил Ярочкин.

– Ты ж не куришь…

– Закуришь тут, когда полковое знамя сперли.

– Чего сперли?

– Ладно, проехали.

– Я не брал, – пожал плечами Митька.

Поднявшийся ветер трепал ветви сирени, они шелестели тревожно и тоскливо. Митька сидел неподвижно, уставившись в одну точку, куда-то вдаль за кованый забор детского дома. У Кузи Ярочкина вся душа превратилась в огромную ледяную глыбу. Он ошеломленно косился на Митю Гуцуева, мальчика-киллера, малолетнего невольного убийцу, сына боевика. Жизнь этого ребенка – сущий кошмар. Перейти ему дорогу – не дай Бог!

В раннем детстве, когда он еще жил с родной матерью, Кузя хлебнул немало горя, мать сдавала его напрокат богатым извращенцам. Но он не мог даже представить, что все познается в сравнении, что может быть хуже, гораздо хуже. Кузе повезло, на его жизненном пути оказались Тимка и его мама, которая вырвала его из кошмарной семьи. Кузя, конечно, и раньше был благодарен ей за все, что она сделала, но только теперь понял, как же ему повезло!

– Господи, спасибо тебе! – выпалил Ярочкин, глядя в прогалины листвы.

– Что? – встрепенулся Митька.

– Представляю, как ты ненавидишь своего отца?

– Я такого не говорил. Я его уважаю.

– Уважаешь?!

– Конечно. Понимаешь, когда война, люди думают, что только они правы, а их враги нет. И почему-то считают, что именно враги живут неправильно, а не они сами. Никак не могут или не хотят договориться и оставить друг друга в покое. Потому и воюют. И отец, и те боевики, что в лагере, и те, что в Москве, они же уверены, что правы, что за свою землю воюют, за свою свободу. Надо еще разобраться, кто к кому первым полез: они к русским или русские к ним. Отец для своего народа был герой, так как я могу его ненавидеть? Я должен тоже быть героем для своего народа. Только я еще не разобрался, который народ – мой.

– Мить, надо найти твою маму!

– Нет, – покачал головой мальчик. – Ничего не надо. И ты мне ничего не обещай, понял? Ненавижу тех, кто обещает и не выполняет свои обещания. Сам найду. Накоплю денег, уеду и найду. Если б моего таракана не украли, я б давно уехал.

– Что украли?

– Ничего. Ничего! Слышь, пошли жрать. Сегодня селедка с картошкой.

Не дожидаясь ответа Кузи, Митя поднялся и пошел в сторону столовой.

Кузя тоже встал со скамейки, но ноги у него были, как ватные, и идти не было сил.

Глава 33

Зайцев извелся, дожидаясь Шарипа. У него не было никаких сил сидеть в кабинете, хотелось куда-то бежать, что-то делать, как-то защищаться. Но как? Признаться милиции, что ведет скрытое наблюдение за Садовским? Нет, это немыслимо!

– Шарип! – закричал проректор, как только Зареев вошел в его кабинет. – Ты только посмотри, что говорит этот несчастный! Только посмотри! Он в тюрьму меня засадить хочет!

Проректор метнулся к компьютеру, но никак не мог справиться с программой и найти нужное место в записи. Зареев мягко отстранил его и сам уселся в кресло.

– Сегодня? Во сколько?

– Утром! Около одиннадцати…

Шарип нашел нужный кусок.

– С младшим Каримовым?

– Да! Ты только послушай.

Зареев перевел запись назад, на тот момент, когда никого еще в кабинете ректора не было.

Открылась дверь. Появился ректор.

– Проходи-проходи, Тимур, садись. Ты ведь работаешь в милиции…

– Нет. Прохожу практику. Я сообщал в деканат.

– Ладно, я понял. Тимур, мне нужно срочно кое-что рассказать о вчерашнем. Я тут подумал и вспомнил. Это важно.

Садовский задумчиво потирал подбородок и в нерешительности топтался возле своего стола, а в кресло не садился.

– Виктор Николаевич, вам нужно обратиться к следователю. Я дам вам его телефон, договоритесь о встрече и все ему расскажете.

– Нет! Нет, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я был у следователя. Это может повредить мне. И расследованию. Да, расследованию.

Зареев видел, что Тимур держится напряженно и смотрит на собеседника с недоверием. Неудивительно, студент вряд ли часто чувствует себя комфортно в кабинете ректора, да еще ректор ведет себя, по меньшей мере, странно.

Садовский еще немного помялся и, наконец, выдал:

– Я знаю, кто мог убить, вернее, знаю, кто убил Давыдова.

На экране компьютера уже сменилась картинка. Тимура не было, а Садовский, стоя спиной к камере у стенного шкафа, наливал что-то в рюмку. Слышно было, как горлышко бутылки позвякивает, значит, руки у него дрожат. Это хорошо.

Зареев щелкнул кнопкой и вернул изображение в режим реального времени. В кабинете ректора сейчас никого не было.

Зайцев уже выпустил весь пар и в присутствии Шарипа не нервничал, как раньше, его недавняя паника казалась ему почти смешной. Но ведь такое обвинение псу под хвост не выкинешь!

– Садовский не вас подставил, а себя, – в такт его мыслям произнес Зареев. – Даже этот мальчишка понял, что ректор врет. Вы же видели, какое у Тимура было лицо, будто он с сумасшедшим разговаривает.

– Я должен сказать в милиции, что все это ложь! И на ученом совете тоже.