Золотой век империи монголов

Несомненно, теми же мотивами Хубилай руководствовался при установке алтарей различным силам Природы и проведении церемоний, призывающих их покровительство. По-видимому, наибольшее значение придавалось Алтарям Земли (кит.: шэ) и Зерна (цзи

), установленным в 1271 г. В том же году Хубилай повелел проводить на этих алтарях ежегодные жертвоприношения.[541] Сам он нечасто присутствовал на этих ритуалах. Чаще он отправлял вместо себя китайских чиновников. Символика, окружавшая эти алтари, соответствовала чисто китайской традиции. Например, Алтарь Земли был разделен на участки пяти цветов — зеленого, красного, белого, черного и желтого, которые соотносились с пятью стихиями китайской космологии.

Еще ярче стремление привлечь ученую чиновничью элиту выразилось в строительстве святилища Конфуция.[542]

Жертвоприношения китайскому мудрецу и ритуалы в святилище проводили представители двора. Сам Хубилай так и не стал приверженцем конфуцианской системы; как мы увидим далее в этой главе, в его глазах большей привлекательностью обладали буддизм и шаманизм. И тем не менее, он понимал, насколько важно проявлять внешние знаки благосклонности к конфуцианцам.

По образцу древних китайских городов возводилась и столица Даду. Монголы совсем недавно вышли из своих стойбищ и никогда прежде не жили в постоянных резиденциях. Естественно, за образцами они обратились к самой близкой цивилизации — китайской. И хотя в отдельных чертах декора проскальзывали монгольские элементы, доминировал китайский стиль. Хорошим примером могут служить каменные черепахи в Каракоруме. Стелы, воздвигнутые на основании в виде каменных черепах, с надписями, представлявшими собой конфуцианские изречения или восхваления предков и героев, были широко распространены в Китае. Монголы просто заимствовали эту идею. В действительности, несколько каменных черепах и фундаменты нескольких зданий — это все, что осталось от Каракорума, разрушенного в XIV в. китайской армией.[543]

Даду был настоящим китайским городом, а первая летняя столица Хубилая, Шанду, стала главным местом проведения шаманских обрядов. Здесь поддерживался традиционный монгольский образ жизни, а Хубилай все больше использовал его скорее в качестве охотничьей резиденции, чем столицы. К тому времени, когда Шанду посетил Марко Поло, город в сущности превратился в охотничий заповедник.[544]

Шанду, сохранявший скорее монгольский, чем китайский дух и не служивший местом пребывания постоянного бюрократического аппарата, также был прекрасным местом для отдыха монгольского хана, где он мог не чувствовать себя обремененным обязанностью вести стиль жизни, подобающий китайскому императору.

И все же главный нерв страны переместился в Даду. Хотя большую часть простых рабочих составляли китайцы, здесь работали и иноземные ремесленники, такие как Е-хэй-де-эр, мусульманин, один из главных архитекторов и, по сообщениям некоторых источников, главный планировщик города. Важную роль играли при строительстве города также и другие мусульмане и иностранцы. Иноземные ремесленники внесли большой вклад в возведение столицы, но главная заслуга в его создании принадлежит китайцам.[545]

Сам город строился с поразительной скоростью. В восьмую луну 1267 г. рабочие расчистили место для городских стен, а год спустя стены Императорского города уже высились. В марте 1271 г. начались работы по строительству самого Императорского города, на которые императорским приказом было направлено 28 000 рабочих.[546]

В первую луну 1274 г. Хубилай дал первую аудиенцию в главном зале Императорского Города.[547]

Хубилай стремился создать себе образ подлинного конфуцианского императора, чтобы завоевать доверие китайцев. Одним из способов достичь этой цели было следовать примеру основателей древних китайских династий. Важную роль играл сам выбор названия династии. Имя, которому отдал предпочтение Хубилай, позволяло оценить, в каком направлении он собирался двигаться. Выбрав китайское название, нагруженное множеством символических смыслов, Хубилай, скорее всего, хотел показать свое желание влиться в русло китайской традиции.[548] Монгольское название, конечно, не могло пользоваться популярностью у китайцев. В 1271 г. Хубилай, по предложению Лю Бинчжуна, выбрал для своей династии китайское название Юань, которое означает «начало», но также имеет и другую смысловую нагрузку. В «Книге Перемен» юань передает «истоки вселенной» или «первопричину», так что это имя напрямую связано с одним из классический произведений китайской традиции и одновременно с центральным понятием традиционной китайской философии.[549]