Золотой век империи монголов

Еще одним доказательством восприимчивости Хубилая к китайским традициям может служить его отношение ко второму сыну, которого он назначил своим наследником, и воспитание, которое он ему дал. Уже в 1242 г., то есть в самый год рождения ребенка, Хубилай согласился дать ему китайское имя. Советник-буддист Хайюнь выбрал ему имя Чжэнь-цзинь, «Чистое Золото».[556] Решив дать Чжэнь-цзиню лучшее китайское образование, Хубилай назначил наставниками мальчика своих советников Яо Шу и Доу Мо.[557]

Позже он поручил обучать Чжэнь-цзиня китайским классическим произведениям Ван Сюню (1235–1281), ученому-конфуцианцу.[558] Эти ученые сначала прошли с ним «Сяо цзин» (Книга о сыновьем долге), простой текст, подчеркивающий добродетель сыновьих чувств.[559]

Когда наследник одолел это сочинение, наставники перешли к более сложным произведениям. В конце концов Чжэнь-цзинь выучил наизусть «Ши цзин» (Книгу стихов). Правительственный чиновник Ван Юнь составил для Чжэнь-цзиня описание взглядов на управление государством нескольких императоров и министров древних китайских династий.[560] Кроме того, ему пересказывали изречения и истории, призванные утвердить в нем дух конфуцианских добродетелей. Ван Сюнь написал типичное поучение: «Человеческое сердце подобно печати. Если печать верна, то даже если проставить ее на десяти миллионах страниц, ошибки не будет. Если печать неверна, то сколько бы ее ни ставить, будут только ошибки».[561]

Сообщают, что Чжэнь-цзинь погрузился в глубокие размышления над этим емким наблюдением Ван Сюня.

В конечном итоге Чжэнь-цзинь был также ознакомлен с другими культами и религиями, распространенными на территории Китайской империи. Он подружился с главным наставником даосов, который обратился к нему с просьбой «объяснить даосское учение кагану [т. е. Хубилаю]».[562] Позже он прошел ученичество у Пагба-ламы и, подобно своей матери Чаби, был весьма впечатлен учением тибетских буддистов. Пагба-лама написал небольшой трактат «Шейчжа рабсал» (Объяснение познаваемого) специально для того, чтобы преподать Чжэнь-цзиню основные положения того течения буддизма, к которому принадлежал сам наставник. Позже он прошел ученичество у Пагба-ламы и, подобно своей матери Чаби, был весьма впечатлен учением тибетских буддистов. Пагба-лама написал небольшой трактат «Шейчжа рабсал» (Объяснение познаваемого) специально для того, чтобы преподать Чжэнь-цзиню основные положения того течения буддизма, к которому принадлежал сам наставник.[563]

Он называл сына Хубилая «принцем-бодхисаттвой», и, вероятно, это говорит о том, что Чжэнь-цзинь все больше увлекался буддизмом. Хубилай, довольный тем, как легко Чжэнь-цзиню удалось завоевать сердца китайцев, оказывал ему все большее доверие и поручал все более важные посты. В начале 1263 г. он назначил его князем Янь, дав в управление область, где впоследствии была построена столица Даду.[564] Очевидно, это было важное назначение. В том же году Хубилай поставил молодого 24-летнего принца наблюдателем над Тайным Советом, тем самым поручив ему важнейшую государственную должность. А в 1273 г. он назначил Чжэнь-цзиня, которому тогда исполнилось 30 лет, своим наследником.[565] Таким образом, Хубилай первым из монгольских правителей сам назвал своего преемника.

Хубилай не нуждался в побуждениях со стороны, чтобы дать своей династии китайское название или восстановить китайские придворные ритуалы. Точно так же ему не требовалось подсказок, как воспитывать будущего наследника китайского престола. Он почти инстинктивно понимал, что монгол, хорошо знакомый с китайской классикой, сведущий в китайских обычаях и этикете, а также в конфуцианском учении и других культах и религиях Поднебесной, будет пользоваться популярностью у китайцев и поможет Хубилаю завоевать их расположение. Он осознанно давал Чжэнь-цзиню именно такое образование, чтобы привлечь к нему сердца китайских подданных.