Золотой век Испанской империи

По свидетельству испанцев, Атауальпа был вполне уверен, что является божественным монархом, поскольку он находился «в постоянной связи с Солнцем, своим отцом. Его охраняли женщины, он был окружен прекрасными предметами; сам он и все окружающие носили очень тонкую и мягкую одежду»{733}. Однажды Атауальпа бросил Писарро вызов, предложив ему выставить самого сильного из испанцев, чтобы тот поборолся и попробовал победить одного из его собственных великанов. За это взялся Алонсо Диас, испанский кузнец, который «[лишь] с превеликим усилием смог задушить великана»{734}. Кто бы сказал, что это не возрождение рыцарских романов? Один из испанцев преподнес Атауальпе прекрасную статуэтку из венецианского стекла. Инка, восхищенный, заметил, что, разумеется, никто, кроме королей, не может пользоваться подобными вещами. Даритель отвечал, что в Испании такими вещами владеют не только короли, но также дворяне и простые люди. Услышав это, Атауальпа намеренно уронил статуэтку, которая, разумеется, разбилась

{735}.

Властители провинций продолжали посещать Атауальпу, несмотря на его положение пленника. Перуанская знать – орехонес («ушастые»; они были названы так из-за золотых подвесок, которые носили в ушах), – сохранила свои привилегии и права: жевать коку, пользоваться особыми мостами и дорогами, носить тонкую одежду и богатые украшения, наслаждаться обществом прекрасных женщин; им даже было дано позволение на инцест{736}

.

Из Куско и Пачакамака начало прибывать золото для выкупа Атауальпы, как правило в больших кувшинах, способных вместить по две арробы каждый, – в одни дни по 20 тысяч песо, в другие по 30 тысяч, а временами доходило даже до 60 тысяч. Дополнить число должны были золотые листы, набранные испанцами в храме Солнца в Куско. Порой золото прибывало в виде изысканных и реалистичных изображений стеблей маиса, цветков гибискуса, пальмовых листьев, усыпанных фруктами деревьев и даже оленей в натуральную величину.

Эти поставки случились в удачный для экспедиции момент, посольку 15 апреля Альмагро, потерянный союзник, в конце концов добрался до Кахамарки из Панамы. С ним были от 150 до 200 человек и пятьдесят лошадей. Он прибыл злой, нетерпеливый и беспокойный – поскольку появился в такое время, когда для него было уже поздно участвовать в дележе добычи. Новоприбывшие солдаты Альмагро обосновались рядом с опытными воинами Писарро, однако они оставались двумя отдельными отрядами, разделенными давнишними противоречиями, которым со временем суждено было лишь усугубляться. С Альмагро прибыло только одно духовное лицо – фрай Франсиско де Моралес{737}.

Десятью днями позже, 25 апреля, Эрнандо Писарро возвратился из Пачакамака с большим караваном сокровищ, привезя с собой трагическую фигуру: военачальника Чалькучиму, ставшего еще одним пленником Писарро. Ему непрестанно задавали вопросы о местонахождении его тайного запаса золота, однако он отрицал, что нечто подобное вообще существует. Военачальника пытали Сото, Рикельме и Альмагро, но безрезультатно.

В начале мая началась переплавка золота и оценка его в руках Писарро. Общая его ценность, по подсчетам, составила более 1,5 миллиона песо – это значительно превышало количество золота, когда-либо найденного в Индиях до этих пор. Франсиско Писарро решил, что все, кроме королевской пятины, должно отойти 165 конкистадорам в Кахамарке. Кавалеристам было выделено по 8 тысяч песо на человека, пехотинцам по 4 тысячи.

Взбешенный Альмагро настаивал, что они с Франсиско Писарро должны взять по половине общей суммы, после чего выдать каждому из своих людей по тысяче или две тысячи песо{738}

. Однако он не добился ничего с этими разумными требованиями. Эрнандо Писарро тем временем занялся организацией энкомьенд – подробности этой задачи он 8 мая обсуждал со своим управляющим Крисостомо де Онтиверосом, уроженцем Авилы и весьма знающим счетоводом{739}. Эрнандо постоянно занимался финансовыми вопросами.

В июне Писарро начал раздел сокровищ. Прежде всего богатства были поделены на доли по 4440 золотых песо и 181 серебряной марке, что в целом составляло 5345 золотых песо (в то время золотой песо считался равным 450 мараведи). Индейские кузнецы осуществляли переплавку бесценных золотых и серебряных изделий в девяти больших печах, под присмотром нотариуса из Кордовы Гонсало де Пинеды, который был теперь приближенным советником Франсиско Писарро, – возможно, он был связан с преуспевающей итало-севильской купеческой семьей Пинеда в Севилье.