Золотой век Испанской империи

В это время Эрнандо Писарро вернулся в Перу из своего путешествия в Испанию. Ему немногое удалось сделать после того, как он в 1534 году предъявил императору собранные сокровища и представился сам – разве что навестить родственников в Трухильо. Он вернулся, приведя с собой два корабля, нагруженных испанскими товарами для выгодной продажи в пользу его друзей и людей его брата. Вполне можно понять, что он обрел повадки большого военачальника. После его возвращения в Куско в качестве коррегидора отношения между двумя народами несколько улучшились. Он не только освободил Манко, но также выказал ему всю возможную доброжелательность – частично ввиду того, что его просил об этом император Карл{814}. Однако поведение испанцев по отношению к индейским женщинам по-прежнему служило причиной сильного недовольства среди индейцев-мужчин, которые видели, как наиболее привлекательные из их девушек исчезали в недрах испанских особняков.

На протяжении Страстной седмицы 1536 года недовольство индейцев достигло критической отметки. В Страстную среду Эрнандо Писарро дал Манко Капаку разрешение сопровождать его верховного жреца, Вильяк Уму, в совершении некоторых религиозных церемоний в близлежащей долине реки Юкай. Тот обещал вернуться с большой золотой статуей Уайна Капака. На самом же деле он отправился на последнюю сходку своих сподвижников с целью координировать их нападение на испанцев. Он объявил, по выражению хрониста Муруа, «общий сбор» по всем провинциям (империи Инков){815}. Вероятно, он выбрал именно этот момент, потому что знал, что ни Франсиско Писарро, ни Сото нет в городе.

В пасхальную субботу, 21 апреля, Эрнандо Писарро сообщили, что всеобщее восстание индейцев неизбежно должно случиться. Он понял, что поторопился отпускать Манко Капака на волю, и послал своего брата Хуана с семьюдесятью конными разогнать индейцев. С присущей ему энергией Эрнандо и сам выехал из города, добрался до склонов долины Юкай и обнаружил, что в долине собралось колоссальное число индейских воинов. Некоторые хронисты, например Мена, утверждают, что в лагере было 100 тысяч индейцев{816}. Тем временем Вильяк Уму, настоящий воин-жрец, настаивал на немедленной атаке – однако Манко хотел подождать, пока соберутся все его приверженцы. Впрочем, это не помешало последним приложить все старания к тому, чтобы перебить тех испанцев, которые встретились им на пути в их энкомьенды

или из оных. Были убиты около тридцати человек – включая Мартина де Могера, одного из трех первых европейцев, увидевших Куско{817}.

В то же самое время Вильяк Уму занял возвышавшуюся над городом крепость Саксауаман, а также разрушил ирригационный канал Куско. В результате поля возле города оказались затоплены, а все жители, включая испанцев, оказались лишены воды.

Видя, что ему предстоит отразить немедленную атаку, Эрнандо, как мог, приготовился защищаться. Он разделил свою кавалерию на три группы по двадцать пять человек каждая; одной командовал его брат Гонсало, другой Эрнан Понсе де Леон, а третьей Габриэль де Рохас – эстремадурец, севилец и кастилец из семьи Куэльяров. Сам Эрнандо Писарро, а также Хуан Писарро (принявший официальную должность коррегидора) и казначей Рикельме оставались в центре защиты, посередине Куско. В дополнение к семидесяти пяти всадникам, у них было еще около двухсот пехотинцев. Все они отошли к главной площади Куско, где «ввиду ее огромных размеров, они могли с большей легкостью противостоять противнику, чем в [более узких] боковых улицах… пехота расположилась в середине, а кавалерия окружала ее по бокам»{818}

. Однако эти силы казались совсем крошечными по сравнению с огромными полчищами индейцев. Пехотой сперва командовал Алонсо Энрикес де Гусман, только что прибывший из Испании, – опытный солдат, хотя и не настолько опытный, как он дает понять в своих увлекательных мемуарах{819}. Так началась осада города; число испанцев лишь слегка превышало 250 человек, причем верховыми из них были меньше половины.

Индейцы, как описывает Педро Писарро, удерживали испанцев на главной площади. Последние «добывали воду из ручья, протекавшего через эту площадь, а также маис из прилегающих домов, которые они с радостью разграбили. Некоторые из индейцев, хотя и возвращались днем к своим индейским хозяевам, по ночам приносили еду испанцам». Осаждающие, однако,