Золотой век Испанской империи

Зачастую испанцы были жестоки. Несколько раз нам приходится читать: «…из тех, кого взяли в плен, шестерых губернатор отослал обратно к вождю, отрубив им правые руки и носы»{1109}. Или же: «…после того, как нас два дня вели в сторону от намеченного пути, губернатор распорядился, чтобы индейца [проводника] подвергли пытке, после чего он признался, что его хозяин, вождь нондако, приказал ему поступить так… Было приказано бросить его собакам»{1110}. В таких ситуациях Эрнандо де Сото не вызывает симпатии. Однако его положение было поистине бедственным. Порой напряжение было вызвано «невыносимыми мучениями, которые причиняли нам мириады москитов»

{1111}; при свете дня казалось, что паруса кораблей полностью покрыты ими. Мы не можем простить ему совершенные жестокости – однако не можем также и забыть о перенесенных им многочисленных трагедиях.

Глава 38

Манящие Индии

Именно осознание этой великой загадки является тем, что отодвигает от нас на столь огромное расстояние личность великого творца, в ком все исполняется.

Якоб Буркхардт, «Размышления о всемирной истории»

Перенесемся теперь в Венесуэлу. Великая экспедиция Федермана уже давно скрылась в Андских отрогах. Немногочисленные испанские поселенцы в Коро продолжали вести суровую и простую жизнь, время от времени прерываемую приходящими с карибских островов невыполнимыми для них требованиями прислать рабов{1112}.

Коро по-прежнему сохраняло значение как место, откуда можно отправлять экспедиции, – и именно поэтому там появился Филипп фон Гуттен. Это был выходец из могущественной франкфуртской семьи, второй сын Бернарда фон Гуттена, некогда имперского представителя в Кёнигсхофене, и его характер, очевидно, сформировался под воздействием неумеренного чтения романтических повестей. В ранней молодости покровителем Филиппа был друг императора, Генрих Нассауский; также Филипп какое-то время был компаньоном принца, будущего императора Фердинанда. Он прибыл в Новый Свет, когда ему еще не исполнилось тридцати, в 1535 году (родился Филипп в 1511 году[142] в Биркенфельде под Франкфуртом), ища доблестных деяний: «Проведя большую часть жизни среди друзей, я желаю вернуться, покрыв славой имя мое и моей семьи, так чтобы никто не посмеялся надо мной»

{1113}.

Ему было за кем тянуться: один из фон Гуттенов командовал армией императора Фридриха Барбароссы в войне с венграми; также Филипп был кузеном гуманиста-реформатора и мятежника Ульриха фон Гуттена, умершего в молодом возрасте, а его старший брат Мориц был епископом города Айхштета. Индии были для Филиппа фоном, на котором он надеялся выразить свою личность, идеал человека эпохи Возрождения. «Бог мне свидетель, – писал он своему брату-епископу, – что в этом путешествии мною движет отнюдь не жажда наживы; скорее можно сказать, что я охвачен некоей странной мечтой. Мне кажется, что я не упокоюсь с миром, пока не увижу Индий (No hubiera podido morir tranquilo si no hubiese visto las Indias)»{1114}

.

Филипп присоединился к первой, неудачной экспедиции Федермана[143] на равнины, в которой погибли три четверти солдат. Он восхищался Федерманом, которого встретил в Севилье. «Я уверен, – заметил он как-то, – что будущее этой провинции зависит от него». В послании брату-епископу он писал: «Я прошу тебя рассматривать это как честь для тебя и для наших друзей, если я вернусь, тяжело обремененный долгами, ибо в настоящий момент я не могу ожидать привезти с собой какую-либо иную добычу». Затем его письма приобретают более мрачный оттенок: «Если бы ты только знал, какие усилия и опасности стоят за привозимыми отсюда богатствами, скольких тысяч христиан стоили нам Индии, сколько флотилий люди теряют, прежде чем отыскать свое Перу…» Он добавлял: