Золотой век Испанской империи

Гуттен отвечал:

– Я уже говорил, что они [Вельзеры] управляют этими землями от имени Его Величества.

– Кончайте эти разговоры, – велел Карвахаль. Затем он сказал, обращаясь к нотариусу:

– Отметьте, что я приказываю ему отправиться как арестованному в свою палатку и не покидать ее.

– Отметьте, – парировал Гуттен, – что я стою на том, что сказал: а именно что я, будучи капитан-генералом Его Величества, не признаю сеньора Карвахаля судьей.

Он вновь принялся настаивать, что должен отправиться в Коро, чтобы доложить королю и Вельзерам о своем путешествии.

Карвахаль заметил:

– Королю вы расскажете свою историю, но не Вельзерам.

Гуттен ответил:

– Как я сказал, королю я доложусь в первую очередь, а затем Вельзерам.

– Вы не капитан-генерал, – отвечал Карвахаль. – Воистину, там, где есть я, вы ничто. Поэтому вы, вместе с капитаном Бартоломе Вельзером, должны считать себя заключенными и отправиться в свои посадас, которые вам следует рассматривать как свою тюрьму.

Гуттен возразил, что Карвахаль был наделен властью только потому, что он, Гуттен, пропал и считался погибшим вместе со своей экспедицией.

Это замечание вызвало взрыв эмоций. Карвахаль двинулся вперед, чтобы самолично схватить двоих немцев, но они, вместе с десятком своих солдат, вытащили мечи и приготовились защищаться. Карвахаль отступил, и Гуттен с Вельзером отправились по своим жилищам. В скором времени их окружили люди Карвахаля. Вельзер с копьем в руке атаковал Карвахаля, но под ним была убита лошадь.

Несмотря на все случившееся, немцы вместе с некоторыми своими сторонниками выступили этой ночью, чтобы пройти остававшуюся до Коро сотню с небольшим миль. По дороге между Карвахалем, Гуттеном и Вельзером было достигнуто соглашение, составленное нотариусом Карвахаля Хуаном де Вильегасом, согласно которому немцам позволялось отправиться в Коро. Однако на вторую ночь их путешествия Карвахаль напал на них и захватил обоих немцев в их гамаках. Он приказал африканскому рабу отрубить им головы мачете, отказав им в праве на отпущение грехов. «Исповедаться они смогут на небесах», – мрачно заметил он{1118}.

Так жестко завершилось вмешательство Германии в дела Испанской империи.

Заключительную часть этой трагической главы рассказать недолго. В конце 1545 года лиценциат Фриас наконец добрался до Коро, чтобы исполнить свою задачу как хуэс де ресиденсиа. Он обнаружил порт практически покинутым, при почти полном отсутствии провизии. Совет Индий, однако, переменил свою политику и назначил вместо Фриаса кастильского юриста Хуана Переса де Толосу, назначив ему жалованье в 645 тысяч мараведи в год. Все прочие губернаторы, помощники губернаторов и верховные магистраты были приостановлены в исполнении должностей. Ресиденсия

должна была быть закончена за полтора месяца.

Перес де Толоса прибыл в Санто-Доминго 27 мая 1546 года. Там ему рассказали, что Венесуэла находится в состоянии хаоса. Девятого июня он прибыл туда, чтобы убедиться в этом собственными глазами. Как и Фриас – да и Карвахаль, если на то пошло, – он обнаружил Коро в бедственном состоянии: здесь оставались всего лишь пятнадцать поселенцев, остальные ушли в Санта-Марту или Боготу. Он писал:

«…нищета тех, кто могут быть найдены в этом городе… настолько велика, что если бы не то немногое, что я привез с собой из одежды и обуви, я не смог бы сделать для них ничего. Здесь нет золота, нет серебра; вообще нет ни денег, ни пищи, за исключением рыбы и того, что удается добыть охотой».

Спустя три недели после своего прибытия Перес де Толоса начал расследование действий Карвахаля, используя в качестве магистрата Хуана де Эльдуа. Карвахаль был обвинен в том, что действовал как губернатор и капитан-генерал, не имея на то полномочий, без разрешения переместил колонию из Коро в Токуйо, разграбил товары мирных индейцев и казнил Гуттена и Вельзера, не проведя над ними суда. Перес де Толоса приказал арестовать Карвахаля, и все его люди присягнули судье как своему новому губернатору. Карвахалю был представлен длинный список вопросов со свидетелями. Он объяснил, что казнил немцев, поскольку они выказали неповиновение его губернаторской власти. Его положение отнюдь не улучшилось после слов: «…если бы принц Филипп совершил те же преступления, что и Филипп фон Гуттен, его голова тоже не удержалась бы на плечах». Также он признал, что говорил, что «никто в этих краях, у кого есть дом, не должен обходиться без женщины, будь то испанка или индианка, большой разницы нет»{1119}.