Золотой вепрь

«Значит, мне это не грозит, – подумал Кир и почему-то испытал облегчение. – Может, попробовать погодой управлять? Напущу на Медрен туман…»

– С гибелью волшебников было утрачено и знание четырех стихий, – продолжал студент. – Сейчас если где-то и появляются колдуны, то используют они совершенно другие силы.

– Какие же? – удивился тьялец. Если до сих пор слова Антоло не открывали для него Айшасы – кое-какие отголоски легенд о чародеях знал любой уважающий себя гражданин империи, – то последняя фраза оказалась совершенно неожиданной.

– Точно не знаю. Что-то вроде человеческих чувств, эмоций.

– Ерунда! Как можно использовать мою радость или злость?

– Откуда мне знать?

– Ты что-то ничего не знаешь! То рассказываешь, а как до дела доходит, так «не знаю»!

– Ну, так я же не ученик чародея! Я астрологом собирался стать. Если и читал что, так случайно. Не вдумывался и не учил наизусть. Что запомнилось, то запомнилось, а остальное – извини и подвинься… – Он, похоже, обиделся. Надулся и замолчал.

Котенок мурлыкал и терся о калиги[31] Антоло.

Вначале Киру захотелось послать подальше чересчур обидчивого студента, но любопытство пересилило. Да и какой смысл рассориться вдрызг, если судьба определила одно дело вместе делать? Дружбы между ними хоть так, хоть эдак не будет, но ради выполнения задания можно потерпеть чуток слабости другого.

– Ладно. Рассказывай. Что там с чувствами?

Антоло помялся, помялся и начал говорить:

– Вообще-то я не уверен, что правильно понял. Якобы волшебники… не все, а лишь некоторые… могут впитывать окружающие их чувства. Страх, злость, радость, недоверие…

– Как это – впитывать?

Студент пожал плечами. Погладил котенка. Сказал неуверенно:

– Ну, случается же, что даже обычный человек ощущает страх другого? Или чувствует, что его презирают… А девушки купаются в обожании поклонников. Бывает такое?

– Бывает, – вынужденно согласился Кирсьен.

– Вот видишь… А колдуны эти, получается, могут не только воспринимать чужие эмоции, но и впитывать их, собирать и получать из них Силу.

Кир присел на край лавки, большая часть которой была задвинута под стол, опустил локти на колени.

– Но это же, наверное, не совсем честно? – неуверенно проговорил он. – Пользоваться моими чувствами без разрешения… Бр-р-р-р!

– То же самое решил и Великий Круг магов Сасандры. Лет триста тому назад он попросту запретил развивать это направление чародейства. С тех пор в книгах упоминаются лишь единичные случаи, когда нарушался запрет Великого Круга.

– Я не… – начал тьялец. Осекся, поперхнулся, сделал вид, что закашлялся.

– Да мне, собственно, все равно, – успокоил его Антоло. – Теперь все равно. – Он говорил твердо, но все же отводил взгляд. – Мне иногда кажется, что это не мы подрались тогда в «Розе Аксамалы», а другие люди. Молодые и безмозглые.

Кир хотел ответить резко и с насмешкой. Тоже мне, выискался умник! Захотел прощения? Как бы не так! Настоящие мужчины обид не спускают – они мстят! Не обязательно сразу. Если не удается быстро, можно и подождать – отмщение от этого не станет менее сладким. Но и притворяться умиротворенным он не намерен. Жестокие слова уже готовы были сорваться с языка, но громкий голос из-за двери отвлек парня.

Цветочек едва не кричала, не заботясь, что может разбудить домочадцев пекаря:

– Нет! Ты поможешь! Если я прошу…

– Очумела ты совсем, девка, – гудел Одберг, изрядно приглушая голос. – Я же не родственник ландграфу…

– Надо будет – станешь! – шипела в ответ девушка. – Или ты совсем зажрался? Клятвы наши забыл? Так подумай хорошенько – ты норов Черного Шипа знаешь!

– Так ежели я за себя переживал бы… Семья… Шесть девок и жена еще…

– А вот и подумай. Подумай хорошенько… Головой подумай! Когда генерал дель Овилл возьмет Медрен приступом, на чьей стороне ты хотел бы быть?

– Ну… Это…

– Не мычи! Отвечай!

– Ты, Торка, прям за горло берешь.

– За твое горло возьмешься, дядька! Пальцев не хватит. Нет, ты все-таки зажрался…

– Зря ты так! – в голосе Одберга промелькнула нешуточная обида. – Я нашему делу всегда верен был. Хоть и корежит меня в последний год… Не по-детски, скажу тебе, корежит. Думаешь, легко мне не орать вместе со всеми «славу» ландграфу Вильяфу нашему?

– Я не поняла что-то… Ты цену набиваешь или как?

– Я? Цену? Эх, молодежь… Совесть поимела бы… Я тебя вдвое старше.

– Не юли. Отвечай. Сделаешь, как я говорю?

Воцарилось молчание, нарушаемое только потрескиванием лучины и довольным мурлыканьем котенка. Потом Одберг обреченно произнес:

– Хорошо. Все сделаю. Помогу чем смогу. Только ж и ты…

– Можешь не напоминать! У Черного Шипа слов на ветер не бросают!

Дверь распахнулась.

На пороге возникла раскрасневшаяся Цветочек. Позади нее возвышался пекарь Одберг.

Девчонка подмигнула парням.

– Соскучились, мальчишки? Я все уладила.

Толстяк кивнул, подтверждая ее слова. Поспешно и решительно. Так, словно получил удар кулаком в затылок. Но глаза его при этом поблескивали затравленно, как у загнанной в угол крысы. Никакого смирения, а одно лишь желание впиться зубами в протянутую ладонь.

Глава 6