Золотые эполеты, пули из свинца

Гумилев кивнул, он понял Голицына с полуслова. Оба считали, что тяжелая кавалерия, к которой принадлежали конные егеря, отжила свой век: сейчас не Средневековье, совсем другая война пошла. Драгуны и конные егеря – это, по сути, пехота, посаженная на лошадей. И драться они могут сколько-нибудь прилично только в спешенном строю. Неоткуда взяться у поручика Щербинина навыкам боевых действий в стремительных разведывательно-диверсионных рейдах.

– Вот, кстати, как он вам, Николай Степанович? По первому впечатлению?

Гумилев поднял глаза, встретился с Голицыным взглядом:

– Трудно сказать. Очень замкнут, вы не находите? Я бы даже сказал, зажат. Держится с достоинством, во время переправы грамотно командовал своей группой. Но… Вот кажется мне, что у Щербинина в глубине души пробуют коготки некие кошки. Впрочем, посмотрим его в деле, оно всех по местам расставит.

– Зажат? Замкнут? Да, я с вами согласен, это заметно. И, пожалуй, вполне понятно, – задумчиво откликнулся Сергей. – Будешь тут замкнут и со скребущими кошками на душе, когда такие шрамы. Они, конечно, гм-гм… украшают мужчину и воина, но… Не в таком количестве.

«И не такого жуткого качества, – мысленно договорил Гумилев. – Очень может быть, что именно из-за своей кошмарной внешности Щербинин тяжело переживает, но, как благородный человек, как офицер и дворянин, показать этого не хочет. Отсюда и замкнутость, и некоторое высокомерие. Вот только все же очень странно, что Анатолий меня не признал. Я, конечно, с лордом Байроном себя не равняю, на это ума хватает. Однако среди посетителей «Бродячей собаки» я пользовался довольно громкой известностью… Ну не может Щербинин меня не помнить! Или не хочет вспоминать?»

– Хотел бы я расспросить графа, при каких печальных обстоятельствах он получил такие ужасные ожоги. Но, полагаю, с этим стоит повременить, – сказал Голицын. – Вот когда и если, даст Господь, живы останемся и задачу свою выполним…

«Правильно полагаете. Я тоже со своими расспросами и напоминаниями подожду. А то, глядишь, с нашей задачей расспрашивать станет некого. И некому», – подумал Гумилев.

По достаточно густому лесу отряд Голицына двигался, конечно, не так быстро, как по пойменным луговинам от берега реки, но ко времени, назначенному штабными связистами, поручик со своими людьми вышли на намеченный рубеж. Теперь между пластунами и железнодорожной насыпью осталось не более версты.

– Раскидывайте антенну! – приказал Голицын.

Выслушав писк морзянки, поручик расстелил прямо на траве карту, жестом подозвал поближе Гумилева и Щербинина. Господа офицеры склонились над трехверсткой.

– Авиаторы обнаружили бронепоезд? – нетерпеливо спросил Щербинин.

– Обнаружили. – Голицын тронул угол одного из квадратов карты кончиком карандаша. – Вот здесь он был полчаса назад. Збараж – маленький городишко. Что исключительно важно: по данным штаба, постоянного гарнизона там нет.

– Так мы совсем рядом! – довольно сказал Гумилев, в свою очередь указывая на западную оконечность леса. – Здесь. Ай да интуиция у вас, господин поручик! Шли, куда Господь направил, разве что на запад, а пришли точнехонько к нашей… гм-гм… будущей добыче. Ну-ка, прикинем… Три четверти часа быстрым пешим ходом, полчаса – бегом. Чего дожидаться? Командуйте, князь, и с Богом – вперед! Пока бронированная дура куда-нибудь не укатила, лови ее потом.

– Э-э, не все сразу, – охладил Голицын пыл своего заместителя. – А если уже укатила? Только зря демаскируем себя. Нет, выдвигаемся к станции прямо сейчас, но не церемониальным маршем, а втихаря. Вперед пошлем дозор, а сами – в полуверсте сзади.

– Разумно, – поддержал его Щербинин. – Кто из нас пойдет с дозором?

– Из нас – никто. Вы оба мне нужны в основной группе, тем более что вам, господин поручик Щербинин, рисковать сейчас нельзя. Сами же говорили, что только вы сможете опознать ту большую сволочь, за которой мы охотимся. И не возражайте, это приказ! Пойдут два человека, а старшим…

Голицын быстрым взглядом окинул крохотную полянку, на которой расположились пластуны.

– Фельдфебель Юсташев!

– Я! – козырнул подскочивший Ибрагим.

– Подбери себе надежного человека. Карту читать умеешь? Очень хорошо, тогда смотри: пойдете впереди нас, вот сюда, к станции, видишь?

– Так точно, командыр!

– Ввязываться в стычки категорически запрещаю, – завершил Голицын короткий инструктаж. – Главное – скрытность. Никакой стрельбы и поножовщины. Если заметишь что-то опасное или просто необычное – мухой назад и докладываешь мне. Все понял?

– Так точно, командыр!

– Тогда вперед!

…Не прошло и четверти часа, как фельдфебель, словно из-под земли, вынырнул перед поручиком. Юсташев заметил впереди, на самом выходе из леска, нечто не то чтобы опасное и по военному времени никак не необычное, но неожиданное.

– Кровь. Совсем близко. Совсем свежая, – коротко доложил Ибрагим. – Ранили кого-то. Сильно ранили. Сильно кровь текла. Надо посмотреть?

Последнюю коротенькую фразу Юсташев произнес с вопросительной интонацией.