На передке повозки сидел, сжимая в левой руке вожжи, а в правой – довольно длинный кнут, Грицко Крук. Вид у него был как у типичного галицийского крестьянина-вахлака, коим он, в общем, и являлся: мирный и насквозь безопасный. Даже пришибленный. Кому бы из австрийцев могло прийти в голову, что Голицын вооружил Крука двумя «наганами» и бритвенной остроты кинжалом? Вот гранату он Грицу не дал: крестьянин не умел с лимонкой обращаться. Еще подорвет своих же к такой-то мамаше…
В повозку была впряжена малорослая и худая пегая кобылка, при одном виде которой у лихих кавалеристов Голицына, Гумилева и Щербинина только что слезы на глаза не наворачивались: неужто это жалкое создание именуется лошадью? Господи, ребра-то как торчат, непонятно, почему этот одр еще с ног не валится…
– Полагаете, у нас получится? – с некоторым сомнением спросил Гумилев, подгоняя поудобнее тесноватый для него мундир, снятый с батальонного писаря. – Если ваш трюк раскусят хоть чуточку раньше, чем мы подберемся почти вплотную… Ох, мало нам не покажется: сейчас светло и противник куда более многочисленный, чем нынешней ночью.
Сергей уставился на него с задумчивым видом, и только минуту спустя Николай Степанович понял, что поручик смотрит сквозь него, словно заглядывает в глубину своих потаенных мыслей.
– Должно получиться, – ответил, наконец, Голицын и повернулся к Грицко. – Ты про перец не забыл?
– Ни…
«Дался ж ему этот перец!» – изумленно подумал Гумилев.
– Ну, вперед и с Богом! – скомандовал Голицын. – Эй, чудо-богатыри! Сделайте-ка рожи пасмурнее, что глядите горными орлами, вы же пленные! Артисты, понимаешь, погорелого театра… Ссутультесь, шаг порасхлябаннее… Вот, уже лучше. Так и держаться.
Решающим фактором успеха становился темп, скорость продвижения отряда к вожделенной цели, и поначалу все шло удачно: группа понуро бредущих русских «военнопленных» привлекла к себе внимание, когда до не слишком плотной линии оцепления, стоящей вдоль пути с бронепоездом, оставалось сажен пятьдесят. Да и тут прорезался момент везения: подводу остановили двое поляков, которые, хоть и служили в австрийской армии, немецкий язык знали слабо. Тем больше открывалось возможностей запудрить им мозги, но делать это нужно было быстро и резко, чтобы не увязнуть, не потерять скорости и не привлечь еще чьего-то нежелательного внимания.
Один из поляков, рядовой, схватил гнедую лошаденку под уздцы, другой – фельдфебель – шагнул к Голицыну и на жутком немецком языке, сразу выдававшем в нем уроженца Польши, потребовал предъявить документы.
Сергей решил попытаться обойтись без стрельбы, до бронепоезда ведь всего ничего осталось! Предельная дерзость на грани откровенной наглости выручала их до сей поры, авось и сейчас выручит.
– У меня приказ, – заорал благим матом Голицын, – самого генерала фон Гетцендорфа! Понимаешь ты это, польская свиньища?! Мне предписано срочно доставить пленных русских в штаб. В Лемберг! Это остатки отряда, пробравшегося в наш тыл! А в повозке – самый важный русский генерал! Видишь, какая у него зверская рожа? Это я сам его ранил, понял, животное этакое, у кого ты документы требуешь?! Срочно пропусти нас, олух царя небесного! За задержку генерал фон Гетцендорф у тебя шкуру с задницы спустит и на барабан натянет! Он хочет сам допросить этих русских скотов, такое же славянское быдло, как и ты, сопля неубитая! Немецкий язык выучи, вошь окопная, а уж потом у меня, природного венца, документы спрашивай!
Поручик играл убедительно (приме Малого театра обзавидоваться!) и вполне «в тему»: к полякам в австрийской армии относились как к людям даже не второго, а третьего сорта. Вторым шли мадьяры и чехи.
Сергей пер на ошеломленного потоком ругани фельдфебеля грудью, тыча пальцем на уже отправляющийся пассажирский состав.
– Вот на этот поезд мы должны были успеть! А вот документы! – продолжал надрываться Голицын, размахивая перед носом деморализованного поляка какой-то рваной бумаженцией. – А ну, остановить поезд! Тебе приказываю! Вы-пал-нять!!! Бегом!
А ведь проскочило бы – Голицын почти добился успеха: смятый его могучим напором, вконец одуревший фельдфебель было развернулся уже, дабы бежать и останавливать пассажирский эшелон, но…
Но тут из-за хвостового вагона бронепоезда вывернуло около двух взводов австрийских военных жандармов. Быстрым шагом они направились к «пленным», а впереди почти бежал, размахивая пистолетом, капитан Иштван Кереш.
Сергей сразу понял: балаган кончился, этих за нос не проведешь и сшибки теперь не избежать. Раз так – нужно бить первым.
– Вперед, за Русь! – громко выкрикнул Голицын, выхватывая трофейный «парабеллум». Этот возглас был заранее обусловленным сигналом: маски сбросить, вооружиться и начинать активные действия, идти на прорыв!
С этого момента события понеслись вскачь. И не только события…