Золотые эполеты, пули из свинца

Голицын, на секунду опережая Кереша, дважды выстрелил в него. Жандармский капитан упал навзничь, но люди, которыми он командовал, имели неплохую выучку: звонко защелкали затворы манлихеровских пехотных карабинов, ударом плетки щелкнул один ответный выстрел, другой… Гумилев тоже не замедлил обнажить оба своих ствола, но открыл огонь не назад, откуда накатывались австрийские военные жандармы, а вперед, по ходу движения двуколки, где стояли солдаты оцепления, которые еще просто не успели разобраться в том, что происходит.

Самым опасным в положении отряда пластунов было то, что они попали меж двух огней: спереди цепочка оцепления, сзади – два взвода жандармов Кереша. Прорываться имело смысл только вперед, к бронепоезду, но до чего же это непросто, когда на плечах висит превосходящий по численности враг! Так что совершенно верно поступил Николай Степанович. Гумилева поддержал быстро соображавший Ибрагим Юсташев, он по крутой дуге забросил лимонку за спины оцепления. Рвануло знатно!

Из повозки одним прыжком выскочил Щербинин, сгруппировался, грамотно ушел перекатом с линии стрельбы и начал бить по набегающим жандармам. Он оказался отменным стрелком: после каждого его выстрела австрийцы валились как подкошенные.

В бой вступил и Грицко Крук! Для начала крестьянин махнул своим кнутом сперва справа налево, а затем, разворотом, слева направо. Оказалось, что крестьянин мастерски владел нехитрым пастушеским орудием: оба поляка, с которых, собственно, началась стычка, рухнули на колени, шипя от страшной боли. Грицко же продолжал боевые действия, причем совершенно неожиданно для противника и с потрясающим эффектом.

Он спрыгнул с передка двуколки, бросил вожжи и кнут, выхватил кинжал и одним ударом перерезал постромки. Затем он выхватил из кармана своих портков красную палочку толщиной с палец, зачищенный сушеный стручок жгучего перца. Одним движением Крук задрал тощий хвост меланхоличной гнедой кобылки и засунул стручок ей прямо туда, в подхвостье! Тут же резво отскочил вбок, уклоняясь от удара копыт.

Эх, куда только меланхолия делась!

Заморенная лошадка заржала так, что перекрыла трескотню перестрелки. Она сперва брыкнула, сваливая тележку набок и разбивая передок, затем встала на дыбы, забила передними копытами, точно богатырский конь из былин, и могучим скоком помчалась прямо вперед, на цепь австрийских солдат, стоящих подле бронепоезда.

Когда на тебя мчится обезумевшая от жжения под хвостом лошадь, остановить ее куда как нелегко. Еще один трюк, приготовленный поручиком Голицыным, дал отличный результат, резко усилив сумятицу и неразбериху, которые были на руку пластунам.

Из опрокинутой и разбитой повозки посыпались винтовки с уже примкнутыми штыками. Пластуны бросились к своему оружию, в мгновение ока расхватали его и тут же, ни секунды не медля, с диким гортанным ревом кинулись на прорыв.

Гумилев и трое горцев прикрывали передовую группу, рвущуюся к бронепоезду, с тыла. Они хладнокровно забрасывали набегавших военных жандармов гранатами.

Давно замечено: если чего боятся пуще огня враги русской армии, так это удара в штыки и рукопашной схватки. Утверждение, что русский штыковой бой был и остается лучшим в Европе, хоть и набило всем оскомину, тем не менее справедливо, и это признавали в любой армии. Традиции этого боя заложил сам Суворов, который понимал, что, только всерьез овладев навыками штыковой схватки, русские солдаты смогут победить турок в рукопашной.

И побеждали, да еще как! И турок, и французов, чего уж про австрийцев говорить, они в ближнем рукопашном бою против русских солдат – сущие дети.

Вот Юсташев, со зверски перекошенным лицом, скользящим движением поднял карабин австрийца и мгновенно продвинулся вперед, пропуская его ствол над своим плечом возле головы, при этом нанося прямой удар пяткой приклада в грудь врагу. Тот рухнул замертво с проломленной грудиной. Вот бегущий за Ибрагимом горец, держа винтовку правой рукой за цевье, выбросил ее навстречу противнику на всю длину руки. Штык вошел точно в сердце австрийскому солдату.

Австрийцы завопили от ужаса: точно сама преисподняя выпустила на них своих дьяволов! Численный перевес австрийцев оставался подавляющим, но здесь возникла та нередкая на войне ситуация, когда все решает не число, а вот именно что умение. И ярость, помноженная на опыт и расчет.

Казалось, что сейчас дерзкий замысел поручика Голицына увенчается полным успехом: охрана бронепоезда в панике разбегалась, путь к паровозам был открыт. Еще рывок, и бронепоезд будет захвачен!

Так бы оно и случилось, если бы паровозы бронепоезда не успели к этому моменту схватки развести пары и поднять давление в магистралях. Отряду Голицына не хватило какой-то минуты…

Ожесточенная схватка кипела уже чуть ли не возле колес бронепоезда, и Рудольф Хейзингер превосходно видел это из своего штабного вагона.