Золотые миры

Необходимо отметить, что стихи Ирины получали лестную оценку и сами по себе у специалистов — об этом, например, говорит конкурс стихотворений, объявленный «Звеном». Всего было прислано на конкурс 382 стихотворения! Хотя приза Ирина не получила (голоса подавали подписчики газеты), но ее стихотворение, посланное на конкурс (под девизом: «Терпи, покуда терпится»), было напечатано в числе пяти или десяти (уже не помню) отобранных и признанных достойными премии. Вот это стихотворение:

Клубится дым у печки круглой,Кипит на керосинке чай,Смотрю на все глазами куклы, —Ты этих глаз не замечай!Все так же ветер в парке стонет,Все та же ночь со всех сторон.А на стене, на красном фоне —

Верблюд, и бедуин, и слон.Ведь все равно, какой печальюДуша прибита глубоко.Я чашки приготовлю к чаю,Достану хлеб и молоко.И мельком в зеркале увижу,Как платье синее мелькнет,Как взгляд рассеян и приниженИ нервно перекошен рот.

Между прочим, по специфическим чертам и тембру этого стихотворения многие сразу же угадали его автора.

Все эти стихотворные дела, конечно, занимали Ирину — можно сказать, что она этим жила, это была ее духовная пища по существу. Но «служенье муз не терпит суеты», ее образование далеко не было закончено, а ее талант требовал серьезной школы и усидчивой работы над собой. В наших условиях жизни это было не легко. Разумеется, профессиональное общение поэтов друг с другом, указания влиятельных критиков (Г.Адамовича, В.Ходасевича и др.) имели немалое значение для Ирины, предохраняя ее от вульгарности, заставляя внимательно следить за чистотой русского языка и т. д. Ее бесспорное дарование требовало развития не в направлении стихотворной техники, которой Ирина владела в достаточной степени, а в сторону углубления ее поэтического служения. Было ясно, что быть летописцем своих переживаний — явление вполне нормальное для лирического поэта, но остановки на этом этапе творчества могут быть оправданы лишь у крупнейших поэтов. Между прочим, в детские годы ее занимали самые различные сюжеты, не только личные; теперь же, чтобы выйти из круга интимной лирики, требовалась уже значительная культура и оригинальность. Как общее мнение критики — Ирину упрекали в подражании Ахматовой. Сама Ирина сознавала некоторое однообразие своей лирики, не отрицала своей близости к Ахматовой, но совершенно отрицала подражание: ведь роковая печать ее поэзии являлась в ее жизни не простой копией, не выдуманной манерностью или оригинальничаньем, а возникла в результате ее сложившейся биографии — беженства, — это в начале, — а потом многих сердечных разочарований и, наконец, ее сокрушающей болезни. Но можно сказать с уверенностью, что будь она здоровой, в ее стихах окрепли бы те бодрые оптимистические ноты, которые у нее стали звучать после ее замужества и, особенно, после рождения сына. Ведь по натуре она не была мрачной, а очень живой и веселой…

Для характеристики ее отношения к Ахматовой приведу стихотворение, написанное в тонах африканских красок.

АННЕ АХМАТОВОЙ

Над горами — спокойные вспышки зарниц.На столе — карандаш и тетрадь.Ваши белые книги и шелест страниц, —И над ними — дрожанье косматых ресниц —

Разве все это можно отдать?И пушистую прядь золотистых волос,И туманное утро в росе,И шуршанье колючих цветущих мимоз,И гортанные песни, что ветер разнесПо безлюдным и гулким шоссе.Разве можно не помнить о юной тоскеВ истомленный, полуденный зной,О шуршании шины на мокром песке,О беззвучности лунных ночей в гамаке

Под широкой, узорной листвой;Это первое лето в мечтах и слезах,И зловещее солнце в крови,И какой-то наивный, ребяческий страх —Все лежит в Вашем имени, в тихих стихах,В непонятной тоске о любви.

1926

ПАРИЖСКАЯ ЖИЗНЬ