— Ну, Ирина Воронцова, ты даешь! Другой на твоем месте сиял бы от удовольствия и сверлил дырочки на погонах под новые звездочки, а на тебе лица нет. Сидишь, будто по тебе каток проехался!
— Вот-вот, капитан. Именно каток. И название ему — сволочизм нашей жизни, и ваш, мужиков, в частности.
Дроздов громко присвистнул, подошел к Ирине, слегка потряс ее за плечи:
— Очнись, красавица! Что случилось? Ты совсем не в себе, на нас зачем-то наезжаешь!
А Каменецкий начальственным тоном, с ноткой обиды даже за оскорбление своего пола прикрикнул:
— Кончай, Воронцова, сопли распускать! Докладывай все по порядку. Тут тебе не это… тьфу, а угрозыск!
— Пожалуйста, слушайте. Потом отвечу на ваши вопросы.
Ирина включила диктофонную запись разговора с Анжелой Лебедевой и, закурив, отвернулась к окну.
Через двадцать минут, когда закончилась пленка, в кабинете капитана Каменецкого висел тяжелый табачный дым.
— Ну и дела-а, — протяжно вздохнул Петя Дроздов. — Но я не понимаю, как она до убийств-то дошла?
Ирина по-прежнему смотрела в окно на чистое голубое небо. Сглотнув комок в горле, она сказала:
— А сейчас я вам нарисую более-менее реальную картину того, что произошло с Роксаной. Отвращение и ненависть к мужчинам, доходящие до патологии, шизофрении, навязчивая идея… Тут целая гамма, исследовать которую должны врачи-психологи и психиатры. Плюс к этому, я уверена, глубоко затаенная, загнанная внутрь души неутоленная любовь к этому Славику. Короче говоря, Роксана превратилась в гремучую смесь, ее прежняя личность оказалась разрушенной, вытесненной другой: безжалостной, больной, страшной. Во многом этому способствовал алкоголь, а окончательно добили девушку наркотики. Выпивка ее перестала удовлетворять. В это время она колола умирающей матери морфий. Попробовала как-то с похмелья сделать и себе укольчик — эйфория, мир заблестел яркими красками. Ей понравилось — и пошло-поехало. После смерти матери она полностью, очевидно, потеряла над собой контроль. Морфий кончился, нужно было добывать деньги. Роксане уже все равно, каким способом это делать. Покрутившись в среде опытных наркоманов, она узнала о «золотом уколе». Поскольку нужны были деньги, Моветян решила заняться проституцией и на всякий случай держала в сумочке шприц со смертельной жидкостью. Всадить его, в случае чего, опытной руке — одно мгновение. То же самое оружие, но бесшумное и гарантирующее немедленную смерть.
— И все же, Ирина, непонятно, по какому принципу она стала выбирать клиентов, жертв.
Каменецкий откашлялся и выпил стакан воды.
— Мне самой еще это не до конца ясно. Могу с уверенностью сказать только одно: все трое убитых чем-то напоминали ей Славика Крутова. Скорее всего лицом — ведь знакомилась она с мужчинами, когда они были одеты.
— Но у всех троих убитых лица совершенно разные… Может, прически, форма ушей, зубы… — вмешался Дроздов.
— Да что мы будем гадать! У нас же в деле есть фотографии покойных. Давайте внимательно еще раз сличим лица.
С этими словами Каменецкий извлек из своего сейфа увесистую папку и, порывшись в ней, достал несколько фотографий. Все трое оперативников склонились над малоприятными, но такими нужными сейчас снимками лиц покойных.
— Так… так… прически разные… носы… уши… Ямочки на подбородке… нет… зубы…
— Вот!
С Воронцовой мигом слетело ее утреннее настроение. Сейчас она напоминала кладоискателя, нашедшего горшок с золотыми монетами.
— Зубы! Смотрите, у всех мужчин коронки на верхних передних резцах. Единственное сходство! Надо найти фотографию Крутова, и я уверена, там будет то же самое!
— Молодец, Ирочка, опять ты первая додумалась, — без всякой зависти в голосе похвалил ее Каменецкий. — Так, теперь картина еще больше проясняется!
Воодушевляясь, Ирина выбросила недокуренную сигарету в урну и быстро заговорила:
— Представьте себе картину первого ее преступления. Приняла дозу наркотика, эффектно оделась, сидит, потягивая, вино за столиком случайно выбранного ресторана (скорее всего в том же «Космосе»). Пока ей по большому счету все равно, кого снять или кто на нее клюнет. Лишь бы богатый и не отвратительный.
Я почти уверена, что мысли об убийстве ее тогда не посещали, а шприц лежал на всякий случай: мужики все подонки, мало ли кто попадется?
И вот она случайно замечает за соседним столиком дорого одетого мужчину, который, по-американски широко улыбаясь, делает официанту заказ. Роксану будто бьет током. У нее возникает при виде золотой фиксы во рту мужчины мгновенная ассоциация со Славиком. Ее, как говорится, тут же переклинивает: желание сделать с этим самцом то, что она наметила, перемешивается с желанием уничтожить, унизить, отомстить. Теперь перед ней Славик, только в другом обличье…
— Да ты, Ирочка, у нас великий психоаналитик, — хмыкнул Каменецкий и щелкнул пальцами, видимо, довольный.
— Не мешай, пожалуйста, Антон. Так вот, Роксана тут же пускает в ход все свои еще не утраченные женские чары, они знакомятся, выпивают, танцуют. Она выясняет, что мужик здесь один, командированный, живет тут же, в гостинице.