Зона любви

Лично мне всегда казалось, что СЛОВО, если оно правдиво и исходит из самого сердца, никогда не канет в небытие и где-нибудь отзовется… в какой-нибудь одинокой душе…

Хотя, если он имел в виду тех малолеток с крылышками, тогда ладно… Этим божьим тварям ни к чему  т а к и е  рассказы.

Но где, спрашивается, народ?

Где, собственно, человечество?

Где братья по разуму, где легионы душ? Их тут, по самым скромным подсчетам, должны быть - тьмы и тьмы… Куда они-то девались?

Вопросы, вопросы…

Впрочем, не мое дело знать!

А мое дело простое - отдаться всецело своему ремеслу. Построить Храм и вымостить дорогу к нему. Пусть не Храм пока - сараюшка… пусть не дорога - тропинка узкая. Но имя ему будет во все времена - Как-Было-На-Самом-Деле.

И на этом поставить точку.

Или раствориться многоточием…

И если мне отказано в слушателях сейчас, не беда - рано ли, поздно, к  э т о м у  Храму потянутся паломники. Но  э т и  паломники не потащатся через страны и пустыни безумной крикливой толпой и не бухнутся на колени перед алтарем, отбивая земные поклоны и, умоляя своего Бога спасти их заблудшие души. Нет…

Они войдут в  с в о й  Храм - спокойные и свободные - и, я надеюсь, вспомнят обо мне, но никто не произнесет ЧЬЕ-ТО имя всуе, и каждый паломник, расскажет  с в о ю  историю. То, как было на самом деле.

Но пока - мой рассказ…

… в одиночестве, которого нет! Которого в принципе здесь быть не может, когда душа раскрылась к восприятию музыки…

А народ? Он всегда незримо присутствует. Пусть не явно - пусть своей энергетикой, своим душевным теплом. Мы давно слились в единое целое. Так что любое слово и мысль будут услышаны. Они живут внутри этого целого. Хотим мы этого или нет.

Так слушайте рассказ о последних днях стремительного падения, так и не смирившегося со своим положением, отвергнутого всеми существа. Человека, не пожелавшего принять условия игры и продолжавшего биться с призраками, отстаивая свое право на гибель.

20.

«Тот в ад спешит, кто за мной идет!»

Ну что ж! К моей преисподней

хотел бы я путь свой

благими вымостить притчами!

Нельзя крысу загонять в угол и пытаться размазать ее о стенку какой-нибудь шваброй. Она обязательно увернется и прыгнет на тебя и укусит…

В угол я загнал себя сам. И швабру занес для решительного удара. Но крыса, сидящая во мне, увернулась и укусила меня и вырвалась на свободу…

Не получается по-людски - попробуем иначе.

С нормальными женщинами не случилось - поедем к ненормальным. Вы опустились на дно, голубушки… ну, так что ж! Я давно уже там. Только прикидывался паинькой. Вы блудницы - а уж какой я прелюбодей!! Еще посмотрим, кто кому фору даст!

Тогда на руках у меня оказалась большая сумма денег. Откуда - не важно. Я их не украл, хотя и не заработал… С неба упала. Кто-то сверху позаботился обо мне. А может, и снизу подсунул…

Я решил разделаться с ней… А заодно - и с собой. Как уж сложится…

Помните, как там у нас, в бессмертном произведении: Митя Карамазов едет к Грушеньке… Весь в страстях… на тройке… «Сегодня или никогда!»… А денежку в тряпицу на груди зашил…

Я же поехал к шлюхам. Не было у меня ни Грушеньки, ни Машеньки… Со всеми я разобрался беспощадно и безвозвратно! Так куда же мне прикажете ехать! На «тачке»… в страстях… и денежку во внутренний карман на молнию заныкал.

И ехать-то, собственно, недалече… Благо, в наше время, этого добра, как грязи - на каждом углу. Вся провинциальная Россия и ближнее зарубежье выставились на смотрины.

Господин Куприн, я всё время вспоминал вашу «Яму». «Материнству и детству» вы посвятили это произведение. Вы, очевидно, мечтали из своего далека, как все благополучно устроится в светлом будущем…

Поедемте, голубчик, со мной.

Еще графа Льва Николаевича я бы попросил поучаствовать.

Особенный был человек! Всё-то он за народ хлопотал, всё-то радел за униженных… До всего ему - бескорыстному графу, отцу для народа и верному сыну земли русской - было дело! Всего себя отдавал без остатка!.. Одному поможет, - сосед просит: «А мне!» Соседу даст, - набежит целая ватага: «И мне дай! мне!» Всем раздаст, а им все мало: «Еще дай! еще!». Что делать? А еще романы писать требуется. Долг перед Отчизной - это вам не тетка. Взялся за перо - пиши! Кто за тебя романы напишет, нравственный вопрос поставит ребром? Пушкин? Другой бы граф бросил это паскудное занятие помощи ближнему, и охрану на входе поставил, - двух лбов с «калашами»: «Ну? Кому тут еще? Подходи!» - а он так не может. Нравственное чувство не позволяет - всем помочь норовит. «В помощи ближнему, - говорит, - весь смысл жизни!» Так и жил осмысленно, бескорыстно помогая всем, кто попросит. А когда все кончилось, пошел, бедолага, по степи в даль неведомую. Так в степи и упал обессиленный, глядя осмысленно в глубокие небеса, как небезызвестный герой небезызвестного всем романа - князь Болконский. И умер спокойно. Он твердо знал, что выполнил свое предназначение на земле!

Вечная память и земля ему пухом!