Зона любви

Бедняга залезла под кровать и с испугом смотрела на меня. Я был гол, одинок и жалок, как побитый и осмеянный всеми бесеныш. Хотя, в зеркале я отражался. Но, лучше б туда не заглядывать…

«Бежать!»

Я торопливо оделся и вышел на кухню. Мишка сидел один у разгромленного стола. Спал он тут, что ли?

- Чего-нибудь осталось? - сказал я, чтобы что-нибудь сказать.

- Голяк.

- М-да…

- Ребята вчера заходили, - сказал Мишка раздраженно.

Он, видно прикидывал, где бы достать национального пойла.

- Как чувствуют, волки, когда у меня загул. Всё подъели!

- Всё понятно… Я поехал.

- Давай.

Слава богу - две сотни оставались. Сказался опыт утренних мытарств. Сотню - на такси, понятно, но вторая-то - моя! Это, по тем ценам, две бутылки приличной водки и что-нибудь кисленькое засосать.

Хотелось одного: юркнуть незаметной мышкой в свою норку и упасть в колыбель мирозданья.

Как доехал, взял водку - не помню. Всё происходило на автопилоте. Две бутылки я съел незаметно. В кромешном чаду.

Я не хотел возвращаться в этот мир… я отвык…

Одно тревожило: отсутствие денег.

В принципе, кое-чего найти было можно. Около восьмисот баксов я давал в долг. Но должников нужно было еще отловить и загнать в угол, чтобы отдали. Занятие это ответственное и тяжелое. Можно было занять самому. Продать работы отца. Его, в отличие от меня - покупали. Но всем этим нужно заниматься, на свежую голову. А где ее взять?

Тогда я «взломал» свой последний загашник - 300 баксов я оставлял на «черный день». Кажется, он настал…

На подвиг я не был настроен. Из запоя нужно выходить нежно, постепенно, прислушиваясь к своему организму.

Главная проблема маячила впереди - как жить и зарабатывать дальше.

Полтора года я вырвал из своей жизни. Вырвал, скомкал и засунул в грязную щель. А в это время в мире что-то происходило. Что-то, впрочем, не менее чудовищное и грязное.

К новой жизни я не то чтоб не был готов, просто то, что творилось в мире оскорбляло меня. На поверхность вылезло нечто чудовищное, примитивное. Искусство уподобилось жене прелюбодейной - поела, обтерла рот свой и говорит: «Я ничего худого не сделала».

На мою живопись смотрели с полным недоумением. Посмотрят и спрашивают: «А мог бы ты море нарисовать… как… ну, скажем, как у Айвазовского. И там, чтобы два корабля, в пучине морской, бой вели. А? С детства о такой картине мечтаю».

В общем, по моему характеру - не мог я с ними общаться. Некоторые из моих коллег - церкви окучивали. Иконы, росписи, но это - еще, пожалуй, хуже. Как говорил в сердцах Корней: «Если ты честно относишься к своей профессии - а как иначе? - тогда выходит, что всё, чем ты занимался до  э т о г о  - ложь». Хотя ничего - плевался, но церкви расписывал. Кто видел, говорили, что и  т а м  чувствовалась рука мастера.

Так что, по основной своей специальности я работать не мог - слишком серьезно я относился к своему ремеслу. Других специальностей не имел.

Восемнадцать месяцев назад у меня было 19 тысяч 500 американских рублей. Деньги, по тем временам - огромные. За это время всё изменилось. Я и раньше, в советские времена, особенно не крутился - жил случайными заработками. Правда, их хватало надолго. Пол года вкалываешь - год свободен. Живописью занимаешься. Праздники выручали. К октябрю и маю - всегда халтура. Причем, прилично оплачиваемая. Холст, краски - дармовые. Существовали какие-то немыслимые «нормы» - два тюбика на квадратный метр. Оставшиеся краски я обменивал на нужные мне материалы. Проблем с красками, разбавителем, холстом у меня не было даже сейчас, когда цены на них выросли запредельно.

Проблема была в другом. Кому теперь всё это нужно?

То, что деньги я пропил с проститутками - не жалел. Просто слишком много их оказалось. Я потерял нюх.

Единственно полезное приобретение, которое я сделал в то счастливое время - купил почти новую «пятерку» и выправил все документы к ней. Выезжай хоть завтра. Машина стояла у меня под окном, покрытая толстым слоем пыли.

Было начало лета. Погода - рай. Солнце светит, всё утопает в зелени. Девушки обнажились, попами крутят, но это тебя ни к чему не обязывает. Стал выползать на прогулки, в основном - пить пиво в открытом кафе. Пора было переходить на легкие напитки.

Постепенно, отлежавшись, я вошел в нормальное русло. Но началась жуткая депрессуха, с провалами «черных дыр».

Старался ни о чем не думать и подольше спать. Для этого пил «корвалол» целыми склянками. Подумалось как-то: «Готовлюсь к загробной жизни - сплю подолгу».

Случайно нашел малоизвестное стихотворение Есенина. Написал его фломастером на целом листе ватмана и повесил перед носом. От него шла энергетика, созвучная моему состоянию. Минус, на минус, по всем законам - должен получиться плюс. Стихотворение было черно, но красиво. Поэт будто ругался… на Бога?

Слушай поганое сердце,

Сердце собачье мое.

Я на тебя, как на вора,

Спрятал в рукав лезвие.

Рано ли, поздно, - воткну я,

В сердце холодную сталь.

Нет, не могу я стремиться,

В серую, сгнившую даль.

Пусть, поглупее, болтают,

Что их загрызла мечта.

Если и есть что на свете,

Только одна - пустота.