Зона Посещения. Забытые богами

Аккуратно пристроив чернокудрую голову на подголовник, она покинула кар, с ледяной улыбкой забросила за спину свой дорожный рюкзачок и упругой походкой ушла, не оглядываясь, чтобы раствориться в многоголосой толпе городского рынка.

Она знала, что сидящий за рулём пришпиленный самец человека мёртвым ещё не выглядел, нет. Закрывшим глаза от усталости, отдыхающим путником – да.

Лезвие ножа вошло под рёбра, пронзив печень, почку и спинку сиденья. Наборная рукоять, отделённая от окровавленного клинка, вернулась в пахнущую старой кожей глубь и вновь соединилась с чехлом. А клинок прямо сейчас превращается в ледовую сосульку. Отколовшуюся от глыбки льда, неподвижно стынущей в груди женщины там, где когда-то билось сердце.

В момент, когда лезвие вонзалось в мужскую плоть, тело убийцы на мгновение сделалось прозрачным, и серебристая льдинка явственно проступила сквозь плоть женскую.

Толкаясь и решительно распихивая людишек локтями, она целеустремлённо пробилась ко входу в «стекляшку» цветочного павильона. Однако внутрь не пошла. Сложив на груди руки, принялась туда-сюда расхаживать вдоль стеклянной стенки рядом с широко распахнутыми створками дверей, уподобясь одному известному во многих слоях политическому деятелю, которому именно на ходу, расхаживая, лучше всего мыслилось, как насильно загонять людей в светлое коммунистическое завтра. «Вчера» многолетней выдержки искренне заботилось об освещении «сегодня». Оно оказалось не таким уж тёмным, будущее (по отношению к годам деятельности политика), но отнюдь не коммунистическим.

Быстрые глаза насторожённо сканировали окрестности, скользили по лицам и затылкам, вбирали в зрачки радужное многоцветье, буйствующее за стеклопластиком. Ноздри прямого носика раздувались, вбирая коктейль пряных ароматов, льющийся из павильона… Недоверчивая ухмылка искривила краешки тёмных губ. Чёрные ногти задумчиво почесали раскрасневшуюся щеку, оставив белые полоски.

Которые, впрочем, исчезли гораздо раньше, чем толстые платформы чёрных сапожек ступили на кафельные плитки пола женского туалета. Средоточие цветочной работорговли чем-то не глянулась путешественнице, и она передислоцировалась. Но едва лишь деревянная створка, помеченная Знаком Дороги – кружочком, насаженным на остриё треугольничка, – захлопнулась за нею…

«Не двигаться! – громко приказал мужской голос, неожиданный здесь. – Это облава! Немедленно идентифицироваться!»

Женщина дёрнулась, хотела развернуться, но два жестоких удара по плечам пригвоздили её к плиткам. «Стоять! – приказал полицейский чистильщик, облачённый в полный боевой комплект, и вновь занёс силиконово-кремниевый меч. – Немедленно назваться! Третий раз ударю не плашмя!»

Глаза её, направленные на дверцы клозетных кабинок, злобно сверкнули и забегали, осматриваясь. Губы искривила улыбочка. Прищурясь и морща лоб, будто припоминая что-то, после паузы женщина произнесла:

«Пять два. Девятнадцать восемьдесят три. Ноль девять, тринадцать. Семь, два, один, три. Сто девять, четыреста тридцать восемь…»

Голос у неё прозвучал ужасно хрипло, скрежещуще-скрипуче. Будто она выкуривала по две пачки сигарет в сутки либо её носоглотку напрочь забила густая слизь, порождённая хроническим гайморитом. Вполне возможно, курение и болезнь изуродовали голос на пару.

Назвавшись, стёрла с губ улыбку, но поинтересовалась насмешливо:

«Легше стало? Повернуться могу?»

«Ждать, инородная сука! – жёлто-чёрно-бело-зелёный, цветов здешнего флага, чистильщик упёр острие меча между лопатками, обтянутыми красной кожей. Левой рукой он производил манипуляции с терминалом, вводя группы цифр. – Ничего себе! Говоришь, в бывшей империи зла родилась, до распада ещё?.. Тем более проверить надо. Скопирую справку, поглядим, что ты за птичка…»

«Поглядим, – кротко согласилась потенциальная жертва полицейского произвола. – Но ты, похоже, перепутал. Мои сородичи не рабы злых сил, хотя многие из вас уверены, что да. Могу тебе сразу сообщить, что я за птица… ВОЛЬНАЯ!»

Последнее слово прозвучало совершенно иным тоном. СТАЛЬЮ ПО СТЕКЛУ пр-р-робороздило.

Задержанная резко присела, молниеносно крутанулась на каблуках, поднырнула под клинок и вломилась макушкой в доспех, прикрывший живот клинера. Левой рукой она перехватила зелёную перчатку, сжимавшую рукоять меча, и не позволила клинку вонзиться в свою спину. Полицейский сдавленно хрюкнул, выпустил рукоять и схватился за живот.

Отдёрнулась женская голова, и длинный плоский рог, теперь увенчивающий каштановое каре, формой удивительно похожее на шлем, со скрежетом потянулся из прорези, пробитой в чёрном кевлите доспеха полисмена. Рог был красным от крови, и дождь кровавых капель сыпался с него на пол…

Секунда – и тело полицейского с грохотом обрушилось, дробя и круша кафель. Жёлтый шлем в падении стукнулся о край раковины, и голова лежащего чистильщика оказалась неестественно вывернутой.

А задержанная вновь была вольной, как птица в небе.