Зоопарк доктора Менгеле

Мино радовался. Он так многому научился. Он чувствовал, что понимает этот мир, распоряжается им. И он наконец видел смысл в человеческом существовании. Нужно убивать. Цинично и расчетливо. Он понял, что в мире вряд ли начнутся новые крупные войны. Но пришло время другой войны – систематическому террору против обладающих властью разрушать, подчинять и загрязнять, против тех, кому никогда не понять значение движения муравьев, мягкого перешептывания листьев, суверенных чувств животных и необходимости всеобщей целостности. Мино узнал, что существуют взаимосвязи, плотно спаянные друг с другом за миллионы лет постепенного процесса эволюции звенья одной цепочки. И он узнал, что эти цепочки безжалостно разрушают в погоне за ценностями, не имеющими ни смысла, ни перспективы. Никакой жалости. Не может быть никакой жалости.

У него был Орландо. У него были Ховина и Ильдебранда. Орландо со своим бешеным энтузиазмом и стремлением выполнить требования ягуара, огня и солнца. А требовали они бескомпромиссной борьбы, результатами которой станут не положение, не личная власть, а благодарность бессловесных созданий. Именно благодаря этому его имя запишут на небесах. Орландо, который мог любить двух женщин за одну ночь, да так, что ни одна из них не испытывала ревности. Ховина – бледная и серьезная, со своей безграничной ненавистью. Она наблюдала за бессмысленными спорами групп о тактике и стратегии. Цель была утопичной, а средства подавления властей – бесконечны. Ховина родом из высшего класса, ее детство прошло в шелках и ароматных тканях. И все это лишь усилило ее пробуждение к кристальному сознанию. Ховина, которая говорила, что хочет показать миру: терроризм – это нечто иное, чем бомбы в чемоданах улыбчивых арабов.

А что он знал об Ильдебранде? Очень многое. Она тоже выросла из сени платана, из ни к чему не обязывающих чувственных оргий у домика Орландо. Ильдебранда Санчес, чье тело дрожало от плодовитости и жгучих страстей. Ее мать погибла на фабрике сардин во время взрыва котла с кипящим маслом. Отца она никогда не видела. Ильдебранда знала названия всех цветов в этой стране. И она целиком и полностью разделяла взгляды остальных трех участников группировки на мир и была готова отдать свою жизнь, чтобы спасти растения. Если бы у Таркентарка было две дочери, она могла бы быть одной из них.

Мино знал, что ужины руководства компании часто затягиваются, один десерт следует за другим. Он приблизился к ресторану и почувствовал тепло духовой трубки под рубашкой между подмышкой и ремнем брюк.

В институте энтомологии он завел много друзей. Много раз они выезжали на экскурсии, чтобы наблюдать, регистрировать и собирать насекомых. Мино даже нашел несколько новых для себя видов бабочек, а в двух случаях ему удалось обнаружить подвиды, не описанные ранее. Постепенно он стал активным лепидоптерологом, а фыркающий Зульк направлял и вдохновлял его.

Зульк. Ему никогда не удавалось понять Зулька. Он знал о бабочках почти все, но никогда не участвовал в их ловле или обработке. Запах тимола и эфира убивает естественный запах бабочек, говорил он, и все качали головами. Клоун, вечный студент, и в то же время талисман энтомологов. Но однажды в его присутствии у Мино по спине пробежал холодок: в тот день Зульк посмотрел на него своими пронизывающими немигающими глазами и спросил, действительно ли Карлос Ибаньез – его настоящее имя.

Мино был в приподнятом настроении. Он был свободен. Он мог рассматривать зоопарк Менгеле с правильной стороны клетки. Йозеф Менгеле. Орландо настоял, чтобы Мино прочел несколько книг об известном враче-нацисте. Он был шокирован и обескуражен, разозлен и ошеломлен. А потом он задумался: почему Менгеле сделал все то, что он сделал, почему он использовал свои знания таким зверским способом? Зверским! Именно это слово пришло ему в голову, резко негативная оценка человеком другого человека с отсылкой к миру животных. Зверство – то, как поступают лишь звери! Неоправданная жестокость. Это слово Мино не принимал. Если Йозеф Менгеле и был зверем, то уникальным зверем. Возможно, Менгеле как раз понимал реальное положение человека в природе, возможно, он осознавал, что проводить эксперименты на людях абсолютно так же этично, как и на обезьянах или крысах. Но для Йозефа Менгеле не все люди были одинаковыми. Для него и для нацистской идеологии евреи имели меньшую ценность. Они приравнивали их к животным и обращались с ними соответственно. Не были ли нацизм и расизм лишь прикрытием для того, чтобы иметь возможность проводить научные эксперименты на людях, а не на крысах? Мино знал, что никогда не сможет разгадать загадку Йозефа Менгеле. Но мир был именно таким, каким он его себе представлял.

Мино подошел к ресторану. Стряхнул с рубашки серую пыль, налетевшую за время его путешествия через полгорода. Почти двенадцать. Как раз вовремя.

Его посадили за заказанный столик. Он находился в самом углу, но отсюда было прекрасно видно большой круглый стол почти в центре заведения, за которым сидели, приятно беседуя, шесть хорошо одетых мужчин.