— Вот это, — Клаузен двумя пальцами изобразил наполненную всклень стопку.
— Ты делаешь несомненные успехи, мой юный друг, — похвалил его Бранко вновь, — догадлив стал невероятно, — сунул руку в карман куртки, достал плоскую флягу, обтянутую тонкой кожей, взболтнул лихо, будто заправской бармен, отвинтил высокую крышку-колпачок.
Крышка обратилась в небольшой, граммов на тридцать, стаканчик, стала этакой мензуркой для крепких напитков, Вукелич наполнил стаканчик жидкостью, поблескивавшей на солнце золотыми искрами. Вкусно запахло чем-то крепким.
— Что это? — поинтересовался Макс.
— Не может быть, чтобы ты, мой юный друг, потерял нюх, не верю в это. — Бранко протянул ему мензурку. — Пей, не отравишься!
Макс залпом опрокинул в себя стаканчик, почмокал губами вкусно.
— Коньяк, — изрек он задумчиво.
— О, еще не все потеряно! — заметил Макс.
— Точно коньяк. Только не пойму, какой коньяк, какой марки? То ли «каш», то «лиотард», то ли «хеннесси»…
Бранко похлопал в ладони:
— Браво! Это лучший коньяк Франции — «Наполеон»! — Налил себе, так же залпом выпил и, сунув фляжку в куртку, картинным движением вновь забросил леску в голубую пузырчатую глубь, пошевелил пальцем, проверяя, насколько она ушла в воду, сделал одну резкую подсечку, другую, третью и поспешно потянул леску вверх, по ходу издавая торжествующий крик: — Мити-пити-лити-кити-тю-ю-ю!
— Мити-пити-лити-кити-тю-ю-ю! — в тот же миг гулким эхом отозвался Клаузен, в нем неожиданно взбурлил азарт, ему захотелось подыграть приятелю и так же подурачиться.
— Во! — одобрительно отозвался Бранко. — Человеком становишься! — Через несколько минут он закинул в лодку еще одну рыбину, размером побольше первой. — Бити-кити-фити-пити-тю-ю!
Детский восторг охватил этих двух взрослых, умудренных жизнью людей: какая все-таки хорошая штука рыбалка! Тяжесть, накопившуюся в душе, снимает, будто наждаком, — и вообще очищает не только душу… Рыбалка — это вещь!
Через несколько минут Бранко поймал третью рыбу, она долго носилась с крючком, зажатым в губах, по глубине, сопротивлялась яростно, а потом внезапно ослабла и сдалась. Бранко подтащил ее к лодке, выдернул из голубой, тяжелой, как стекло, громко пузырящейся воды на поверхность и поцеловал в ледяной покатый нос:
— Спасибо тебе, милая моя!
— Смотри, откусит тебе одну ноздрю, будешь тогда инвалидом, — предупредил Клаузен.
— Не-а, инвалидом я не стану.
— Будешь походить на невесть кого… На осьминога. Это я тебе гарантирую.
Бранко засмеялся счастливо и вновь опустил снасть в воду.
Клаузен отогнул рукав куртки, глянул на свои модные серебряные часы, украшенные большим циферблатом — вся Европа тогда увлеклась такими часами, все мужики, считавшие себя модниками, и вот мода дошла и до Дальнего Востока… Клаузен недовольно покачал головой: время-то, оказывается, растянулось, течет медленно-медленно…
На море они пробыли всего час. А надо пробыть хотя бы два часа. На всякий случай. Все ведь может быть. Вдруг на берегу, в кустах, сидит какой-нибудь косоглазый джентльмен и вместо того, чтобы ковыряться в носу, наводит на них бинокль. Таких джентльменов Макс боялся.
Тем временем Бранко выдернул из воды еще одну рыбеху, яркоглазую, с широкими плавниками и зубастым ртом, ловко стащил ее с крючка и бросил на дно лодки.
— Что с рыбой-то делать будем? — спросил Клаузен.
— Скорее всего — возьмем ее с собою в Токио. Можно, конечно, попросить, чтобы ее приготовили здесь, на берегу закоптили, но… — Бранко пнул ногой пустой чемодан, — для остальных мы с тобою вон сколько снеди смолотили. — Добавил с усмешкой: — Два гиганта.
Азарт, только что переливавший через край, угас, Бранко сделался каким-то усталым, квелым, словно бы переработал, даже глаза, и те стали у него тусклыми. Бранко зевнул, похлопал по рту ладонью:
— Сегодня я не выспался — ночью пришлось передавать большой материал в Париж, стенографистке.
— Можно поспать и в лодке.
— Опасно. Лодка перевернется. А я насчет плавать — не очень.
— Сядь на дно лодки, свернись калачиком, голову положи на колени — и храпи, сколько влезет. В такой позе тебя даже девятый вал не перевернет.
Бранко отрицательно качнул головой, припечатал кулак к одному глазу, потер, потом повторил операцию с другим глазом, похлопал веками:
— В глазах рябит что-то…
— Давай леску мне, — Клаузен протянул руку, — теперь ловить буду я. Моя очередь.
Покорно отдав ему леску, Вукелич опустился на дно лодки, на сухой деревянный настил, вытянул ноги, спиной уперся в ребро скамейки и в то же мгновение ровно засопел носом, засвистал, будто неведомая птица, — отключился работяга. Макс поплевал на насадку — немцы, выезжавшие на пикники на берег Волги, поступали так же, и Бранко тем же грешил — кинул снасть за борт.
Подергал ее, дразня рыбу, пошевелил крючки. Но то ли руки у него росли из другого места, то ли пальцы огрубели от ключа Морзе, то ли еще что-то было — в общем, дело это у Клаузена не пошло: ни одной рыбехи он так и не вытянул.