Зорге

Похожие вопросы были заданы и самому Зорге, что свидетельствует о значительно более глубокой осведомленности японской полиции по части контактов нелегальной и легальной резидентур советской разведки, чем принято об этом говорить, и Зорге на них ответил: «Однажды Клаузен был болен, и я лично встречался с курьером в маленьком ресторане около станции Симбаси. Способ связи, который использовался в этот раз, уже описан мною выше. Опознавательным признаком был заказ специфического японского блюда. В 1941 г. встречи стали более частыми. После того как началась война Германии с СССР, мы передавали материалы курьерам особенно часто – через каждые шесть-восемь недель. Однажды лично я присутствовал на встрече в доме Клаузена, чтобы увидеться с курьером.

Я вспоминаю, что на встречи в Токио приезжали два различных курьера. Один был высокий, крепкого телосложения молодой человек, другой, появившийся позднее, выглядел еще моложе и имел прекрасную фигуру. Однако на фотографии, которую показывал мне полицейский офицер во время расследования, я не смог опознать высокого сильного человека. Человек, с которым я встречался, не носил очков. Мужчина на второй показанной мне фотографии несколько похож на человека, с которым я встречался в доме Клаузена, но у меня нет уверенности, что это тот самый курьер. Человек, с которым я встречался в последний раз, был со всех точек зрения типичный профессиональный курьер, переезжавший из страны в страну. Однако я старался не задавать ему вопросов по этому поводу. Мы расстались с ним, только немного поговорив о войне Германии с СССР»[603]

.

«Высокий сильный человек» – Виктор Зайцев позже вспоминал шокирующие подробности установления связи с Клаузеном: «Установить связь с Фрицем пришлось без всяких паролей, так как… я знал только место и день с часами встречи. Помня его фотографию и зная его биографию и Рамзая, я связь установил, правда, с большими трудностями, ибо Фриц не хотел признаваться

, но, после того, как я рассказал ему его биографию… он начал сдавать…» Это тот самый Виктор Зайцев, который, не зная Токио, куда он выходил «очень редко и, как правило, только на явки», не имел времени проверить наличие наружного наблюдения и не мог при необходимости оторваться от него (не зная города – как это сделать?) и, «чтобы не сорвать встречу, выезжал на машине, оставляя ее недалеко от района встречи». В том числе – на машине военного атташе Советского Союза…[604]

Отправка условий конспиративных встреч почтой на дом Клаузену, не менее десятка контактов на виду у контрразведки, в том числе с самим Зорге, отказ сотрудников легальной резидентуры от проверки перед выходом на встречу («не было времени проверяться»), встречи дома у радиста, настойчивое игнорирование любых мер конспирации, да еще вмешательство чекистов – может ли все это не навести на мысли о том, что группа Зорге пала жертвой непрофессиональных действий собственных же коллег из советской дипмиссии?

В 2000 году это предположение впервые озвучил ветеран политической разведки, бывший консультант Юрия Владимировича Андропова, генерал-лейтенант в отставке Сергей Александрович Кондрашов. В 1964 году он участвовал в составлении «Заключения по архивным материалам в отношении Рихарда Зорге» и спустя 36 лет выступил с докладом, в котором обнародовал ранее неизвестные документы. Главное же заключалось в том, что отставной разведчик пришел к ясному и логичному заключению: «Основной причиной провала явилась безответственная и порочная система руководства резидентурой со стороны бывшего командования Разведупра РККА, вытекавшая из сложившейся в период культа личности необоснованной оценки Зорге как японо-германского шпиона и дезинформатора»[605]

. За несколько лет до этого признания Галина Николаевна Ерофеева, в годы войны служившая в советском военном атташате в Токио, предполагала: «От него (Зорге. – А. К.) решили отделаться. Кто и как выдал сеть Зорге японцам, у нас нигде точно не изложено, но не исключено что японского “хвоста” к одному из сотрудников Зорге привел наш оперативный работник»[606]. Это значит, что о подлинной причине провала группы в советской военной разведке либо знали, либо догадывались с самого начала или, вернее, конца этой истории.