Зороастрийская мифология

В разных племенах почитались верховными разные боги. У индоариев главой пантеона выступал, как правило, И́ндра — воинственный бог победы, метатель громов и молний. В цикле мифов, связанных с ним, центральным был эпизод об убийстве Индрой гигантского змея Ви́ртры. Индра носил эпитет «виртрахан» — «поражающий Виртру». У иранских арийцев верховным богом чаще был Ми́тра

. Это имя было сперва нарицательным и означало клятву о соблюдении договора: например, между двумя соплеменниками, или между двумя племенами — о мире и о границах пастбищ. Скотоводам приходилось постоянно перегонять стада на новые пастбищные угодья, по многу дней быть вместе с ними вдали от племенного поселения, беззащитно для набегов и грабежей, — такое хозяйство невозможно было бы вести при постоянной вражде с соседями. Клятва митра почиталась священной.[14] Со временем она персонифицировалась как бог договора, который карает клятвопреступников. Возможно, Ложь, авестийская Друг, противопоставлявшаяся у зороастрийцев Истине-Аша, первоначально фигурировала в теологии как антипод Митры. Постепенно Митра обрёл и функции солярного бога, стал связываться с огнём.

Огонь индоиранцы чтили особо. По их представлениям, он воплощал Аша-Истину — был её зримым проявлением в земном мире. Видимо, уже тогда различали несколько ипостасей священной огненной стихии: «небесный огонь» (молнию), «огонь Солнца», «огни», которые пребывают в растениях и в телах живых существ («жизненная сила»; труп коченеет, потому что огонь покидает мёртвую плоть), и, наконец, обычное пламя — то, что на алтаре и в очаге. Возлияние алтарному огню было одним из главных ритуалов в ежедневных богослужениях. Молитва нáйрьо сáнгха

— «хвала мужей [огню?]», позднее олицетворившаяся у иранцев в образе одноимённого бога-вестника, вместе с запахом возлитой хаомы и жареного жертвенного мяса возносила на небо слова людей, обращённые к богам. Таким образом, через посредство огня осуществлялась материальная и духовная взаимосвязь между миром людей и миром Истины. Возможно, огню был причастен круг абстрактных божеств — подателей благ, удачи, счастья. [12]

Священную стихию земли почитали в двух ипостасях: землю как таковую (почву) и Землю — богиню: Мать Зам, в паре с Отцом-Небом Áсманом. Они выступали как прародители всего сущего.

Третья мировая стихия — животворная стихия воды тоже была священна сама по себе (как сами по себе священными были пламя любого огня и любая почва). Индоиранцы обожествляли реки, озёра, ручьи и вообще, наверно, все источники и водоёмы, иногда олицетворяя их в образах богинь. Возлияния воде совершались каждый день вместе с возлияниями огню; и ритуальный напиток хаома, изготовлявшийся из сока хаомы, коровьего молока и воды, очевидно, символизировал триединство животного мира, растений и влаги, без которой силы Зла, в частности — демон засухи Апаоша, изничтожили бы на земле всякую жизнь.

Среди божеств, покровительствующих вселенским водам, в религии авестийских иранцев главная роль отводилась Ардвисýре Анахи́те (букв.: «Влага могучая, чистая») — богине в облике юной прекрасной девы (единственное иранское благое божество, которому приписывалось человекоподобное обличье[15]). Считалось, что Анахита живёт на вершине мировой горы Хукáрьи

у источника А́рдви (с которым она отождествлялась). Вершина Хукарьи достигает небесной обители богов, и оттуда, с высоты неба пречистый поток по склону горы низвергается в мировой океан Ворукáшу — далеко-далеко на востоке. Каждый год в надлежащий срок с небосвода к океану спускается бог Ти́штрия (Сириус) в виде белого златоухого коня. На берегу его неизменно встречает Апаоша — конь чёрный, облезлый, безобразный. Три дня и три ночи противники бьются без отдыха; потом Апаоша временно берёт верх над блистательным богом и гонит его прочь от воды. Но благодаря гимнам, молитвам и возлияниям хаомы в его честь Тиштрия набирается сил, возвращается к океану Ворукаше и одолевает демона засухи. Чёрный конь бежит с поля битвы, освободив путь белому коню. Тогда Тиштрия погружается в пучину и пьёт студёную влагу — день за днём, много дней и ночей пьёт; а потом, напитавшись ею, снова взмывает на небо и по всей Земле-Зам разливает обильные дожди во благо пастбищным травам и колосящимся злакам.

Сюжет этого мифа, известный по «Авесте», не претерпел сколько-нибудь значительных изменений за всю историю домусульманского Ирана. Хотя в «Ведах» ему аналога и нет, но установлено, что по происхождению он — индоиранский (а представление о Сириусе как о подателе дождей восходит ещё к индоевропейским временам[16]). Скорей [13] всего, трактовка сначала была несколько иная: если люди много грешили и недостаточно воздавали Тиштрии почестей, богу не хватало сил для победы, и предстоял засушливый год.