Зов ястреба

– Тогда ты наверняка знаешь, что я иду как охотница Строма. Это, ну… Вроде как моя обязанность. Он – один из Десяти, и вот…

– Жалкие оправдания, – заявил он. – Тебя как будто госпожа Торре поймала на горячем, Сорта. Мы договаривались, что будем помогать друг другу.

– В пределах возможного. И, кроме того… Зачем вообще тебе нужен Летий бал? Что, в Коробке и кабаках закончились девки?

– Спасибо, что так беспокоишься о моей личной жизни. Кстати: это ничуть не странно.

– Не надеяйся вывести меня из себя.

– Да мне и не нужно выводить тебя из себя, – Унельм пожал плечами. – Только попасть на бал.

– Это твои проблемы, принцесса.

– Мои проблемы – и твои проблемы. Мы договаривались, Сорта. Пожали друг другу руки. – Его голос зазвучал холоднее. – Как ни крути, ударить по рукам в Ильморе – не пустой звук.

– Мы больше не в Ильморе.

– Но мы всё ещё земляки. Мы даже братались… Или ты об этом уже забыла?

По коже пробежал холод, в животе стало пусто.

Трое детей в ильморском лесу, редкие солнечные лучи на снегу, алые капли.

«А можно как-то без этого?»

«Не трусь! Все взрослые братаются на крови, Гасси».

«Нет бы придумать что-то поприятнее…»

– Я-то помню. Странно, что ты не забыл.

Его глаза мрачно блеснули.

– Что ты имеешь в виду?

– Даже не знаю. Мне казалось, ты решил выбросить из памяти всё, что связано с Гасси.

Унельм глубоко вздохнул, и вдруг – парадоксально – мне стало его жаль.

– Хочешь верь, хочешь не верь, Сорта, я любил Гасси не меньше, чем ты. Просто не вижу смысла всю жизнь лить слёзы и терзаться чувством вины. Это не поможет ни ему, ни мне, ни тебе. Мы все были детьми и сделали неправильный выбор… И каждый заплатил свою цену.

– Не смей… – от моей недавней жалости быстро ни осталось ни следа. – Не смей говорить, что ты платишь хоть на толику столько же, сколько заплатил он…

– А, вот в чём дело. А я-то ломал голову… – Унельм резко прихлопнул колоду, и она исчезла с его ладони. – Всё думал: зачем ты терзаешь себя? Бедная маленькая Иде Хальсон. Думаешь, если будешь мучиться, сумеешь заплатить столько же, сколько он?

Я молчала. Поливальные ручейки у наших ног побежали быстрее – сад проснулся, и скоро начнёт оживать Гнездо.

– Ладно. – Унельм встал со скамейки, сорвал лист с хлестнувшей его по бедру ветки. – Я не хотел, чтобы наш разговор… Выглядел вот так. Просто придумай что-нибудь, Сорта. Ты это умеешь лучше, чем кто другой. Я никому не скажу о том, что узнал про Строма… Но если я прав, если он во всём этом замешан… Рано или поздно тебе снова может понадобиться моя помощь. Подумай об этом.

Некоторое время после его ухода я сидела на скамейке, тупо глядя по воду, струящуюся у ног. Неужели Унельм сказал правду про меня? Про то, что я чувствую?

Я не привыкла щадить себя – поэтому думала об этом честно.

Глаза защипало, и тепло солнечных лучей на коже казалось издевательским. Гасси никогда не довелось узнать, каково это – сидеть вот так, с голыми руками и ногами, и греться на солнце.

И как мне добыть Ульму это злосчастное приглашение? Никто из тех в Гнезде, кто подойдёт, не был должен мне настолько, чтобы уступить своё – да и пустят ли по чужому приглашению кого-то с рейтингом настолько низким, как у Гарта?

Об этом я подумаю после. Мне нужно было успокоиться, отвлечься от мыслей о Гасси, Гарте, бале…

Судя по положению солнца, уже через полчаса мне нужно будет выдвигаться в сторону поезда в центр, где меня будет ждать Стром. Из-за Унельма я не выспалась, и он наверняка это заметит, но этого было уже не поправить. По крайней мере, мне нужно было успокоиться, прийти в равновесие. Нас ждала охота на хааров – я ясно представила себе холод Стужи, горящие глаза, обледенелые панцири. Лёгкая добыча – и всё же неосторожность могла стоить дорого. Копьё, сеть-ловушка, праща… Я тренировалась сотни, сотни сотен раз – но скоро мне предстояло нанести десяток ударов, каждый из которых должен быть точен, как движение инструмента в руках кропаря. От этого зависела моя жизнь, жизнь Строма – и успех охоты.

Я плотнее запахнула халат, и бедром почувствовала хруст бумаги. Письмо из дома. Услышать голоса сестёр, ощутить запах дома – вот что мне было нужно, чтобы прийти в себя. Светлые головки малышек – то, ради чего мой удар должен быть особенно точен… И то, ради чего и на балу я должна показать себя настолько хорошо, насколько смогу.

«Устанавливай связи, Хальсон», – сказал мне Стром. «Если хочешь закрепиться в Химмельборге и потом, после службы… Воспринимай всё, что увидишь, как поле для тавлов. Многие из них ищут охранников, вышибал, или даже диковинных друзей… Иметь в своей свите препараторов – особенно знаменитых – престижно. Но такой престиж для них не бесплатен – и они это отлично знают. Сумей показать себя так, чтобы они соперничали между собой, дожидаясь твоей отставки… А потом оставь с носом их всех».