Зов Оз-моры (СИ)

Она тихо, стараясь не разбудить мужа и Офтая, запела Оз-мору. Знала, что нельзя это делать не на керемети, но ей так хотелось!

Да, всем теперь будет хорошо, но особенно ей, Толге. Не взбрыкнул бы только Денис!

----

[1] Слово офта означает «медведь». Имя Инжаня переводится как «маленький жучок».

Глава 15. Жертвенный омут

Затемно ко двору Офтая подошла подвода, куда погрузили покрытые копотью котлы для варки жертвенных яств, треноги, потемневшие дубовые бочки со священным пивом. Взяли и корцы, которые инь-атя хранил у себя во дворе, в полуземлянке. На другую повозку посадили деда и невыспавшуюся Варвару, и лошадёнка потащила их по колдобистой дороге к Пишляю, притоку Челновой.

Телега быстро доехала до водяной мельницы, возле которой переминались с ноги на ногу жители деревни. Не все: кто-то ещё был в пути.

Утро было безветренным. Солнце поднималось за перистыми облаками, окрасив их в зловеще-алый цвет. Они отражались в воде мельничного омута, и Варваре показалось, что под её гладью горел адский огонь. Запах душицы и лесного мёда растекался от бочек со шкаень пуре. Котлы для жертвенной каши уже были подвешены к треногам. Три повара наполняли их речной водой и укладывали под них колотые дрова.

Вскоре на берегу собрались все взрослые жители деревни. Они встали лицом на запад, полукругом. В его центр вышли уважаемые старики, а затем из-за ветхой ивы показались инь-атя и оз-ава.

– Чую: чёрные времена настают, – громко и нарочито медленно произнёс Офтай. – В Пишляе течение ослабло. Судака мало стало и леща, а летом мельница забарахлила. Мало того, вчера дождь прогнал нас с керемети. Здесь капельки не упало, а там ливень хлестал. Инжаня простудилась. Не сможет сегодня петь гимны богам. Не случайно всё это!

Инжаня, подтверждая его слова, обхватила пальцами горло и издала глухое рычание.

– Почему же так всё получилось? – продолжил Офтай. – Злится на нас Ведь-ава! Жертву ждёт!

– Долго ли барашков сюда привести? – раздались возгласы. – Чёрного и белого, как обычно.

– Мы жертвовали ей барашков этим летом, – сипло возразила волховка.

– И что толку? Нет, не нужны они Ведь-аве! Дева воды по человечине стосковалась.

Инжаня замолчала. Её взгляд медленно скользил от одного односельчанина к другому. Люди остолбенели от страха. Каждый боялся, что выбор падёт на него. Тишину нарушали лишь шум воды, которая прорывалась через прогалину в плотине, и скрип мельничного колеса…

Оз-ава неразборчиво забормотала и начала медленно кружиться перед вытянувшимися по струнке людьми, временами останавливаясь. В конце концов, она указала пальцем на молодого мужчину. Он рванулся и хотел дать стрекача, но его тут же поймали стоящие рядом парни.

– Пулукш в этом году четырежды преступил наши обычаи, – прохрипела Инжаня. – Правда ведь?

– Инжаня никогда не ошибается, – подтвердил её слова Офтай. – Пулукш по весне бил острогой щук в верховьях Пишляя. Во время нереста! Знал, что Ведь-ава это запрещает, но всё равно бил. Мало того, сварив уху, он не бросил в реку рыбьи кости, как требует обычай. Мы тогда его простили. Надеялись, одумается. Однако летом он убил лосёнка, а вначале осени срубил рябину – наше священное дерево. Этим он сильно прогневал уже Вирь-аву, но ему опять всё сошло с рук. На днях же Пулукш бил уток у истока Пишляя. На этот раз Ведь-ава уже не выдержала. Рассвирепела, наслала ливень во время Велень озкса. Так умилостивим же Деву воды! Воспоём ей хвалу!

– Инжаня охрипла, – раздались голоса. – Кто сегодня будет петь гимн?

– Толга, иди сюда! – крикнул инь-атя.

Варвара робко вышла из людского полукольца и подбежала к Офтаю.

– Вот! – он указал на неё. – Хвалу Ведь-аве вознесёт Толга.