Зов Оз-моры

– Тягло ты не тянешь, а совесть твоя где? Слышал и я того бирюча, – насмешливо ответил Путила Борисович. – Как было его не услышать? Аки бирюк завывал на весь Козлов! Вчера, однако… А сейчас он где? Уехал, и следов не осталось. Дождик смыл.

– Дк царёв указ же… – промямлил Денис.

– Царёв указ, – хмыкнул голова. – Да, царёв… Так до Бога высоко, до царя далеко, а до меня – рукой подать. Вот он я! Перед воеводой и горожанами отвечаю за то, чтоб степняки не разорили Козлов. Мне нужны бойцы, а мастера кузнечного дела ещё нужнее. Вас, мастеровых, по пальцам можно перечесть. Как я стану уезд защищать, ежели вы разбежитесь? Вспомни, как мы тебя выручали, когда ты сюда приехал. Помогли дом справить и кузню оборудовать. Ну, и где твоя благодарность, Дениска?

Денис замялся, не зная, что ответить. Быков же положил на стол небольшой свиток и развернул перед Денисом.

– Скоро оружейники в Козлове станут служилыми по прибору, – продолжил он. – Вот, читай царёв указ. Ты же грамотный.

Он ткнул пальцем во фрагмент свитка со словами: «А плотникам и кузнецам, которые будут у городового и у церковного дела, давать подённого корму по шти, и по пяти, и по четыре деньги на день…»

– Прочёл? Акимке твоему четыре деньги в день положим, а тебе шесть. Смекай!

– Шестью московками в день соблазняешь? – усмехнулся Денис.

– Это ж десять рублей в год! Тебе мало? Мои стрельцы втрое меньше получают.

– Стрелец может сделаться пятидесятником, даже сотником. Получить поместный оклад. А кузнец? Никакой будущности! Как живёшь мастеровым, так и помрёшь. Указ меня к Козлову прикрепит, свободы лишит. Да и не верю я в царёв подённый корм. Он ныне есть, а изутра нет. Скажут «казна пуста» – и соси лапу. Отпусти меня!

– Так ли хорошо в этой новой крепости? Недавно Боборыкин заставил всех тонбовцев строить острожек. И ежели б крестьян, казаков и стрельцов! Нет же, он и попов, и сынов боярских впряг возить дубовые брёвна. За ослушание батогами бил. Батогами! Они челобитные в Москву писали, жаловались, а ему хоть бы хны. Он же царю родня. Подумай, Дениска, в каком аду ты окажешься!

– Знаю… – задумчиво сказал Денис. – Токмо не Роман ли Фёдорович дал коней лучшим пешим стрельцам? Не казённых. Своих жеребцов не пожалел! Неужто врут люди?

– Не врут. О державе, видишь ли, Боборыкин радеет. Нет, Дениска! Он просто богатый и молодой. Перед царём выслуживается, будущность себе выстилает.

– Но ведь дал коней…

– Так вот на что ты нацелился? Думаешь, в Тонбове тебе турецкого жеребца и рейтарские доспехи дадут? Может, ещё и поместье? – ухмыльнулся Быков.

– Как повезёт…

– Ежели и получишь поместье, – засмеялся Путила Борисович. – Думаешь, счастливее станешь? Забот прибавится, врагов тоже. Так и будешь озираться, не роют ли тебе волчью яму. И ты её тоже рыть начнёшь. Никуда не денешься, ведь либо ты, либо тебя… Слышал мой разговор с Боборыкиным? Там, у ворот Тонбова? То мы с Иван Васильевичем на него донос пишем, то он на нас…

– Отпусти, Путила Борисович! До гроба благодарен буду.

– Нет уж, оставайся здесь! Возвращайся к своему ремеслу. Я тебя и раньше не обижал, и впредь обижать не стану. А вот если сбежишь… нет, не доедешь ты до Тонбова! Я уж постараюсь, чтоб не прошёл ты Челнавскую засеку. Когда тебя поймают и ко мне приведут, бить буду собственноручно. Долго и больно, чем попадя и по чём попадя, – задушевно произнёс Быков и погрозил Денису шишковатым кулаком, похожим на булаву.

Тот же, побаиваясь собственной смелости, выпалил:

– Будь твоя воля, ты бы всех подряд закрепостил!

Быков понял, на что намекнул Денис. В те времена Русь, вся в ранах от Смуты и непрерывных войн, покрывалась рубцами крепостного права, и одним из таких шрамов было поместье Путилы под Данковом – захваченные им земли с вольными в недавнем прошлом земледельцами. Драл он с них столько шкур, сколько удавалось. Нет, не на роскошную жизнь: к излишествам он не привык, даже супругу держал в чёрном теле. Однако сын Артемий – другое дело. Его удалось пристроить в столицу на житие. Самого царя охранял! У молодого дворянина пока не было поместного оклада, а денег ему платили мало, вот и приходилось его содержать. Но не вечно же кормить и снаряжать жильца! Надо было выстлать ему путь к чинам, а это взятки, взятки, взятки…

Деньги требовались Быкову и на оружие, и на коней, и на доспехи для себя и своих боевых холопов, Тимошки и Егорки. Не к лицу было одевать их в старомодные тегиляи, да и потерять рабов-рыцарей не хотелось. Сколько сил приложил Путила, чтобы обучить их ратному искусству! Вот теперь и тратился на железо для них. А откуда средства брать? Жалованье у него было не такое уж и великое, тридцать рублей в год. Всего-то в три раза больше, чем он пообещал Денису.

– И закрепостил бы! – с вызовом ухмыльнулся Быков. – Как иначе людей на месте удержать? О себе все думают, не о державе. Вот и ты такой же.

Путила затряс густой седеющей бородой и повернулся к стоящей неподалёку прислужнице:

– Варька, принеси-ка ещё хлебного вина!

Та, не поднимая глаз, развернулась и мелкими шажками пошла к двери.