Зов Прайма

Как будто ничего особенного не происходило, но Сэйери кожей ощутила черную ауру, окружающую это невзрачного мужчину. Несмотря на свою расслабленную позу, он как будто думал о чем-то очень злом, замышлял что-то плохое. Гадалка привыкла доверять своей интуиции, ведь именно благодаря ей их медленная повозка еще ни разу не попала в руки разбойников, и ни бабушка Джиа, ни сама девушка ни разу не имели сомнительной радости познакомиться с порожденной катаклизмом чудью. Сэйери просто откуда-то знала, по какой дороге сейчас нужно поехать, куда свернуть, и стоит ли вообще выезжать сегодня за ворота очередного поселения. И ей даже не нужно было раскладывать на столе свои карты. Когда дело касалось ее личной судьбы, какой-то голос будто шептал ей на ухо, и она его слушала.

Вот и теперь эта неведомая воля заставила ее остановиться. Опущенная вниз соломенная шляпа мужчины чуть дрогнула, когда откуда-то из-за его спины выскочила жирная серая крыса, которая, смешно подбрасывая хвост, вскарабкалась на его колено и встала на задние лапы, заглядывая ему в лицо. Просидев так несколько мгновений, она по-человечески кивнула, и скрылась в щели замковой стены.

«Это не мое дело», — твердила себе девушка, продираясь сквозь гудящую толпу оборванцев у ворот дворца.

«Смерть. Смерть. Смерть. Ты сама ей это нагадала», — возражал внутренний голос. — «Ты сделала первый шаг, сделай теперь и второй! Предупреди ее об опасности!»

«Может, тот мужчина с крысами ничего не замышляет против леди Аэрики! Может, он просто злой сам по себе, или...»

«Не ври сама себе! А то ведешь себя как настоящая «слепая девчонка»! Мало тебя бабушка Джиа колотит!»

Не вмешиваться в чужую жизнь. Вот в чем заключалось главное правило молодой гадалки. Этого нельзя допускать ни в коем случае, а то чужие проблемы очень быстро превратятся в твое собственное горе. Даже если ты знаешь, что человек погибнет назавтра, нельзя его предупреждать. Ведь предотвращенная смерть может многое испортить в твоей личной жизни. А что если человека решил убить кто-то могущественный, и маленькая уличная гадалка помешала планам каких-то неведомых зложелателей? Сэйери вовсе не нужно было наживать врагов, тем более среди аристократии. Ведь тот, кто покушается на жизнь лорда, должен быть или необычайно могущественным, или достаточно безумным. А молодая гадалка не стремилась заиметь в своих врагах ни того, ни другого.

В какую же неприятную историю она ввязалась! Если леди Аэрика и правда погибнет, эту смерть могут связать с нею. Сэйери найдут, будут допрашивать, обвинят в каком-нибудь заговоре, столь распространенном развлечении аристократии, и объявят шпионкой.

— Сэйери, ведь так тебя зовут? — раздался рядом тоненький голосок, выводящий девушку из нелегких размышлений. — Да! Да, конечно, так! Я помню тебя там, на дороге. А я Налани, если ты забыла!

Крылатая девчонка всунула в ее руки буханку хлеба.

— Пожалуйста! Наша щедрая леди Аэрика не хочет, чтобы эта толпа нищих голодала! Она такая милая! Леди Аэрика, конечно, а не толпа! Хотя, толпа тоже вполне себе мила, — радостно щебетала Налани.

«В конце концов, эта леди и правда не так уж и плоха», — подумала Сэйери. — «Мало кто из лордов так заботится о своих подданных, а уж я-то много лордств повидать успела...»

— Ты... хотела что-то еще? — спросила Налани, видя, что девушка не двигается с места.

— Там у стены сидит мужчина в соломенной шляпе. Он — враг леди Аэрики, — с трудом выдавила она и отвернулась, надеясь, что приняла правильное решение.

* * *

Уставшее за день солнце раскаленным диском приближалось к заволакивающим долину облакам, и Хакиму почему-то казалось, что оно обязательно должно зашипеть, когда прикоснется к ним. Недавно отстроенная стена Чертога покоя была тихим местом, как раз таким, какие нравились ассасину. Здесь можно было спокойно подумать — шум галдящей толпы бедняков почти не добирался сюда, долетая лишь далекими отголосками снизу.

Хаким не любил убивать. Он не испытывал того дурманящего разум наслаждения, которое переживают многие убийцы, вонзая в жертву кинжал. Ассасина завораживало томительное ожидание того момента, когда ничего не подозревающая жертва попадется в расставленную им ловушку, когда большой палец нервно подрагивает, поглаживая метательную стальную звезду, а сердце бешено колотится в груди в предвкушении триумфа.

Убийца щурится, вглядываясь в пылающий солнечный лик. Такой же большой и яростный, как тогда...