Зрячая ночь. Сборник

Сели в первом ряду, сразу за водителем, чтобы бабушку не укачало. Лизу никогда в машинах не тошнило, она любила кататься, особенно если вез их дядя Сережа на большущем джипе. А вот бабушка тут же бледнела и страдала до самого конца дороги.

Котик слабо шевелился в свертке, Лиза просунула пальцы, погладила спинку с выступающими позвонками, и он притих. На ощупь крыс оставался прежним, может, только похудел слегка. Если не видеть, как шелушится под шерстью его кожица, как мутнеют прикрытые глазки, то и страшно за него почти не было. Лиза немножко успокоилась и стала смотреть в окно.

Кажется, она задремала, потому что в окне вдруг появился папа. Был он грустным. Даже головой немного покачивал, мол, как же так, Лизонька? Как же так? Я тебе Котика подарил, а ты его до смерти напугала, застудила, теперь вот тащишь незнамо куда. Как же я тебе доверять-то буду, Лизка? Ты девочка ненадежная, нам с мамой такая дочка не нужна, мы лучше себе новую тут найдем. Мама мелькнула чуть сбоку, но на Лизу не посмотрела, спрятала глаза, видимо, плакала недавно.

— Мы его вылечим, папочка! Мы его спасем! — хотела крикнуть Лиза, но вздрогнула и проснулась.

Автобус ехал себе по улицам, в салоне кто-то переругивался вполголоса, рядом дремала бабушка. Лизе не хотелось прислушиваться к чужой ссоре, она попыталась снова уснуть, чтобы увидеть папу, объяснить ему, что с Котиком все еще будет в порядке, но стоило закрыть глаза, как раздался голос:

— За проезд передавайте!

Пахнуло сигаретным дымом и холодным воздухом, видимо, водитель закурил. Бабушка проснулась, сморщилась, полезла за денежкой в сумку. Между складок шарфа показался розовый нос, вдохнул прокуренный воздух и тут же спрятался обратно. Лизе это показалось хорошим знаком. Она хотела сказать об этом бабушке, но между сидений просунулась чья-то рука.

Лиза успела разглядеть темный лак на коротких ногтях и тонкую красную ниточку на запястье. Рука дернулась, разжимая кулак. Три смятые бумажки, немного мелочи. Лизонька осторожно забрала два стольника, смахнула мелочь и потянулась к последней купюре, когда из шарфа появился Котик. Он осмотрелся, испуганно прижимая уши, увидел перед собой чужую ладонь, протянул лапку, цапнул оставшуюся бумажку и нырнул в шарф. Рука тут же скрылась за сиденьем.

Улыбка сама собой растянула Лизины губы. Котик и раньше поворовывал — то листик с домашкой стянет, то карандаш утащит к себе, но так ловко умыкнуть чужие деньги, это ж надо! Разве получилось бы это у смертельно больной крысы? Нет, конечно!

Лиза сунула бабушке спасенную от воришки плату за проезд, и пока та вставала, чтобы передать ее водителю, принялась разматывать шарф. Котик лежал на животе, вытянув лапы, пяточки стали такими же серыми, как и хвост. Лиза пощекотала левую. Пяточка была теплая, но Котик не пошевелился. Лиза обхватила его тельце и перевернула на спинку. Черные бусины безжизненно смотрели мимо Лизы, передней лапкой крыс еще хватался за украденную бумажку, но грудь его больше не поднималась.

Сглотнув горький комок подступающих слез, Лиза осторожно погладила белое брюшко. Котик остался неподвижным, кажется, он окончательно разучился дышать.

Нина

Слезы закончились сами собой, стоило их только выплакать. У слез вообще есть замечательное качество — заканчиваться. Стало ли тебе легче, не стало ли, есть четко установленный лимит, после которого слезы высыхают, а ты остаешься — опустошенный, но успокоившийся. А если повезет, то и боль закончится вместе со слезами.

Нина открыла глаза, с трудом разлепив мокрые ресницы, шмыгнула носом, вытерла его рукавом дорогого своего, любимого пальто, и даже не посмотрела на светлые разводы тональника. Плевать. Химчистки никто еще не отменял.

В голове было гулко, как в школьном зале на каникулах. Только пыль медленно копилась на бархатных гардинах. Нина сделала первый робкий вдох и даже уловила их запах — теплой старости и залежалой ткани. Воздух легко пронесся к легким, наполнил их, растянул, питая живительной силой оголодавшие бронхи.

Боль еще не прошла, но утихла. Она гнездилась теперь под лопаткой, даже в левую руку не отдавала. Сидела там, устало скалилась в ответ на робкие попытки дышать, но жечь сухим раскаленным металлом перестала. Нина распрямилась, осторожно повела плечом — одним, вторым, вытянула ноги, чуть наклонилась вперед, потом назад. Тело слушалось, его больше не швыряло в жар, исчезла тошнота, жгучие точки рассеялись перед глазами. Словом, неминуемая смерть внезапно откладывалась.

Нине снова захотелось плакать, но такой глупости она себе больше не позволила. Подтянула сумку, достала влажную салфетку, быстро вытерла под глазами, смахнула мокрые следы со щек. Огляделась. Автобус тащился в черте города. Это ж надо! Почти помереть успела, пока в пробках по проспекту толкались. Кому расскажи, не поверят. Рассказывать, правда, было некому, но об этом Нина думать не желала. Чудом возвращенная жизнь засверкала новыми, невиданными прежде возможностями.