Зубы Дракона

Но Ланни не мог не понимать тонкостей. Он был воспитан в среде буржуазных дам, знал их взгляды и понимал, когда им они манипулировали и почему. Он пытался играть честно и не давать слишком много денег Ирмы беженцам, и не слишком своих собственных, чтобы не остаться без средств. Это означало, что он тоже должен был хитрить и оправдываться перед несчастными. А тогда он стыдился себя, и у него было тяжело на душе, потому что мир был не такой, как он хотел, и он не был таким благородным и со щедрой душой, каким он хотел видеть себя.

III

Как ни крепился, Ланни не смог удержаться от споров с людьми, с которыми он встречался. Политические и экономические вопросы сами навалились на него. Люди, которые приходили в дом, хотели поговорить о том, что происходит в Германии, и узнать, что он думал, или, возможно, они уже знали это, и хотели вызвать его на спор. Никто не был лучше обучен салонным манерам, чем сын Бьюти Бэдд, но в эти времена даже французская вежливость не помогала. Люди не могли слушать идеи, которые они считали возмутительными, не высказывая своего неодобрения. Прошли старые дни, когда лакомым кусочком сплетни считалось, что Мистер Ирма Барнс придерживается социалистических взглядов и что его жена была расстроена этим. Но сегодня это превратилось в серьезное дело и сделалось совсем невыносимым.

«Я полагала, вы говорили, что вы не коммунист», — заметила мадам де Клуассон, жена банкира, кислым тоном.

— Я не коммунист, мадам. Я только защищаю фундаментальные свободы, которые были и являются славой Французской Республики.

— Свободы, которые отрицают коммунисты, я слышала!

— Даже при этих условиях, мадам, мы не хотим быть похожими на них или отказаться от того, что нам дорого.

— Это звучит очень хорошо, но это означает, что вы делаете именно то, что они хотят.

Вот и все, но этого было достаточно. Мадам де Клуассон была важной особой, и ее влияние может означать успех или неудачу для американки с социальными амбициями. Ирма не слышала этой словесной стычки, но какая-то добрая подруга приложила все усилия, чтобы донести ей об этом. И она поняла, что это может отменить все достижения, которых она добилась в прошлом году. Но все-таки она промолчала. Она хотела быть справедливой, и она знала, что Ланни был честен. Он рассказал ей о своих чудачествах, прежде чем попросил её руки. И она приняла его предложение на его условиях. Ей не повезло, что она не поняла, что означает иметь мужа с социалистическими взглядами, которые буржуазная мораль не может отличить от коммунистических.

IV

Новый Рейхстаг был созван в кратчайшие сроки. Его провели в Потсдаме, месте старой прусской славы, и Гитлер привлёк свой гений на изобретение церемоний, чтобы выразить свои патриотические намерения и пробудить надежды немецкого народа. Вся территория была расцвечена новыми флагами с Hakenkreuz[121], которые декретом Кабинета должны были заменить флаги умирающей Республики. Еще раз костры вспыхнули на вершинах холмов и прошли факельные шествия всех нацистских, студенческих и детских организаций. Гитлер возложил венок на могилу своих погибших товарищей. Гинденбург открыл Рейхстаг, и церемония транслировалась по всем школам. «Богемский капрал» выступил с вдохновенной речью, в которой он рассказал своему бывшему фельдмаршалу, что, сделав его канцлером он «совершил брак между символами древней славы и молодых сил».

Гитлер хотел двух вещей: получить власть над Германией и, чтобы внешний мир оставил его в покое, пока он делал это. Когда Рейхстаг начал проводить регулярные сессии в здании Кролль-оперы в Берлине, он выступил с тщательно подготовленной речью, в которой заявил, что коммунисты подожгли здание Рейхстага, и что их измена должна быть «смыта с варварской жестокостью». Богатым было сказано, что «капитал служит бизнесу, а бизнес народу», и что должна быть «сильная поддержка частной инициативы и признание собственности». Богатые были удовлетворены полностью. Немецким крестьянам он обещал «спасение», а армии безработных было обещано «восстановление производственного процесса».

Чтобы воплотить в жизнь эту программу, он испросил полномочий в хитро изложенном документе, который он назвал «законом удовлетворения потребностей народа и империи». Целью закона было разрешить нынешнему кабинету, и только нынешнему кабинету устанавливать законы и тратить деньги, не советуясь с рейхстагом. Прямо об этом сказано не было. Он просто отменил номера статей в Конституции, в которых были прописаны эти важные полномочия рейхстага. Новые полномочия истекали к концу четырех лет, или раньше, если любой другой кабинет придет к власти. Никто, кроме Адольфа не будет никогда фюрером Германии!