Звать меня Кузнецов. Я один.

Спустя какое-то время я задумал писать статью о мотиве вина в лирике Кузнецова для тематической (да-да, это не описка!!) научной конференции в Твери. К моему удивлению, Кузнецов при упоминании об этом замысле оживился и пригласил меня в Литинститут на собственную лекцию о вине в мировой поэзии. Правда, когда я пришёл в институт к назначенному часу, выяснилось, что Юрий Поликарпович позабыл дома нужный конспект. Дабы не отменять занятия (на семинар пришли его студенты), Кузнецов сымпровизировал лекцию о метафизике славы. Его речь я зафиксировал на диктофон. Поскольку поэт не успел оформить эти идеи в отдельную статью, расшифровку той лекции (с незначительной редакторской правкой) я прикладываю к данному материалу. Публикуется впервые.

Потом связь с Юрием Поликарповичем у меня как-то прервалась. Я хотел взять у него интервью, но не довелось из-за болезни Кузнецова. 18 ноября 2003 года я возвращался со спектакля Юрия Грымова «Нирвана», где рок-музыкант Найк Борзов достоверно изобразил искания и метания Курта Кобейна. Конечно, после такого зрелища меня одолевали мысли об извечном трагизме поэтических судеб. Шёл обильный первый снежок, и было уже совсем по-новогоднему. Я сел в маршрутку, зарядил в плеер только что вышедший диск лучших песен «Мегаполиса». И во время «Отсутствия» НАХЛЫНУЛО. Я испытывал всё, кроме состояния, вынесенного в заглавие этой песни. Хотя, мне так показалось, что пространственно-временные координаты действительно куда-то отодвинулись, то есть в определённой степени отсутствовали для меня. А на следующий день я узнал, что 17 ноября Юрий Кузнецов преставился. До сих пор убеждён, что в тот снежный вечер он пришёл попрощаться со мной, дав мне знать о своём отсутствии на этой земле. Перед смертью он многое пересмотрел, уточнил, поправил. «Я долгие годы думал о Христе. Я его впитывал через образы, как православный верующий впитывает Его через молитвы, — написал Юрий Кузнецов в своём духовном завещании — последней статье „Воззрение“. — Образ распятого Бога впервые мелькнул в моём стихотворении 1967 года — „Всё сошлось в этой жизни и стихло“. Мелькнул и остался, как второй план. Это была первая христианская ласточка». Если в хрестоматийной «Атомной сказке» объектом поверхностной критики Кузнецова стали «дураки»-материалисты, уничтожившие своими бестолковыми опытами сказочную принцессу, то в одном из последних стихов он написал о её воскресении. При этом Кузнецов прекрасно отдавал себе отчёт, что такое может быть только перед Вторым Пришествием:

Царевна спящая проснуласьОт поцелуя дурака.И мира страшного коснулась

Её невинная рука.Душа для подвига созрелаИ жизнь опять в своём уме.Ага, слепая! Ты прозрела,Но ты прозрела, как во тьме.

А в этой тьме и солнце низко,И до небес рукой подать,И не дурак — Антихрист близко,Хотя его и не видать.

2006 год

Приложение

Ю. П. Кузнецов о славе

Давайте сегодня поговорим о славе. А слава это тоже одна из вечных тем, уважаемые. Что такое слава? Она имеет мощное значение для рода человеческого. Это один из сильнейших стимулов человечества. Если рассматривать христианство (а мы воспитаны в лоне христианской культуры), то здесь слава — это божественное начало, потому что славить нужно прежде всего. Бога… Когда славят Бога, то всегда эта слава — сияние Бога — изображена в виде нимба. То есть нимб — это и есть слава! И попрошу не путать с нимбом какую-то там ауру. Это есть опошление. Вы спросите: а зачем Богу-то слава? Он же Бог!!! Слава поднимает и очищает.

Чтобы я не забыл, скажу о том, какую славу видел Блок в стихотворении «К Музе». У него там какой-то «пепельно-серый» загорается круг. То есть демонический крут загорается над Музой. Значит она есть только Муза, но не Бог.

Вспомним ещё изречение древнее на латыни «sic tranzit gloria mundi» — «так проходит мирская слава». Такая слава очень кратковременна.

Слава также граничит с памятью. Кто славен (славные мужи) — те в памяти живут народной. Деяния того же Александра Македонского не были долговременными — его империя после смерти тут же распалась. А память о нём жива доселе. И поэтому Пушкин был прав:

И славен буду я, доколь в подлунном миреЖив будет хоть один пиит.

Вот так вот — «славен». А так как поэты будут всегда, то и слава эта значит — не сиюминутная. Не футбольная…

Есть ещё понятие «тщеславный человек» — значит «тщетная слава». Ему не важно, чтобы его помнили, когда он умрёт, ему важнее прижизненная слава. Важнее такая слава, о которой сказано: «Я точка та, что суть меняет фразы».