Наверное, это была единственная шутка, которая косвенным образом подтверждала ироническое отношение Кузнецова к женской поэзии. Говорили, что он не признавал за женщиной высокого литературного дара, максимум — литературное «рукоделие» типа Ахматовой или безликое подражательство. Но это витающее и процитированное кем-то мнение никак не подкреплялось реальностью, хотя бы потому, что на нашем семинаре девушек было достаточно. Тем не менее, вопрос значимости женской поэзии нас сильно волновал, и как-то мы услышали на него ответ из уст самого мастера. «Конечно, женщина в поэзии уступает мужчине, это факт, — говорил Кузнецов, — но в сложные периоды истории, в критических ситуациях, когда мужчина теряется, духовный потенциал женщин возрастает, в них проявляется особая сила — это хорошо видно и в поэзии тоже. Так что я признаю в женщинах талант и считаю, что в современной литературе много хороших поэтесс. Например, Аввакумова, Кузнецова, Сырнева…». А однажды он прочёл нам лекцию о творчестве Габриэлы Мистраль, которую назвал поэтессой высокого дарования, «крупного слога».
Наши семинары проходили по-разному, но всегда очень увлекательно. Учебный год начинался с теоретических лекций мастера. Он читал нам курс о вечных образах, которые пронизывают всю мировую поэзию — от «Илиады» и «Одиссеи» Гомера до современных авторов. В этот курс входили, например, такие темы: образ детства, образ дороги в литературе, сокровенное и внешнее в лирике, голоса в поэзии, образ имени в мировой поэзии, образ прикосновения, сила эпитета, поэтика мышления, возвращение как вечная тема мировой поэзии… Кузнецов говорил о поэзии ярко, завораживающее. После его лекций посещало вдохновение, хотелось писать стихи, воображение подсказывало глубокие образы, легко приходили долгожданные слова. Кузнецов умудрялся проследить рождение вечного образа в древней литературе, его развитие у поэтов разных эпох, и так концентрированно и чётко рассказать о его символике и глубине, что неожиданно этот образ становился близким, врываясь в твоё, пока ещё ученическое творчество.
У Юрия Кузнецова есть стихотворение «Книги», в котором он пишет о хорошей литературе:
Он показал нам эту великую поэтическую бездну, потому что сам был причастен к ней и больше всего на свете любил настоящие стихи. На его лекциях можно было ощутить дыхание поэзии, которая туманила взгляд тайной, и эта тайна казалась твоей. Курс лекций Юрия Кузнецова помог мне определиться с мировоззрением, с эстетическими взглядами, в процессе посещения семинаров формировалась иерархия ценностей, появлялось понятие о вкусе в литературе. Некоторые вещи, сказанные Юрием Кузнецовым, стали для меня открытиями, а потом осознавались как важнейшие истины. Например:
Для того чтобы развивать фантазию и воображение, необходимо вчитываться в стихотворения наших классиков, читать внимательно, вдумчиво, вживаться в образы, которые они создали.
Стихотворение Ивана Тургенева «Утро туманное, утро седое…» написано раздумчивым размером, с ленцой, по-русски, и лексика тоже раздумчивая, поэтому перед нами открывается широкое пространство. Возникает дремота дороги, дремота ума, приятные воспоминания, далёкие. Очень нежная и правдивая строка: «Тихого голоса звуки любимые». С трепетом сказано о любимой женщине. Лучшее, что написано о женском голосе.
Детство и старость схожи. Ну, во-первых, беспомощностью. Говорят, старики как дети. Кроме того, перед старостью — впереди — такая же бездна, которая у детства — позади, — тайна рождения и смерти человека.
Детство — время формирования поэта. Без детства нет поэта. Детство не должно проходить в городе, то есть в искусственной среде. В этом беда всего вашего поколения. Детство нужно проводить на природе — как делали все поэты от Пушкина до Рубцова. А поэт должен быть целен. То есть он должен соединить в себе различные качества.
Вы, конечно, знаете заповедь Христа: «Будьте как дети». А как это — как дети? Простодушными, наивными, цельными, органичными. Именно поэтому устами младенца глаголет истина. В течение жизни человек утрачивает детскую чистоту, искажает свою душу, а потом всю жизнь до старости пытается к этой начальной чистоте возвратиться.
…Гений должен быть простодушен, как ребёнок — ведь ребёнок духовен, близок к Богу.