Звать меня Кузнецов. Я один.

(Из интервью Вячеславу Огрызко для газеты «Книжное обозрение», данное в Иркутске в конце 1987 года).

Распутин Валентин Григорьевич (р. 1937) — прозаик. Его повести «Живи и помни», «Последний срок» и «Прощание с Матёрой» стали классикой русской прозы двадцатого века. Юрий Кузнецов в разные годы относился к писателю по-разному. Известно, что он не сильно жаловал рассказы и повести Распутина конца 90-х годов.

Я пил из черепа отца — закрываю глаза — изображению зрения не доступен, не мыслим образ. Но это страшно. С каждой новой полемической или критической статьёй об авторе вышеупомянутой строки утверждаешь себя о жестокости и отсутствии культуры в его стихах. Но невозможно найти его книг, это и привлекает внимание. Согласитесь, непросто иметь своё, определённое мнение о поэте, когда знаешь частицы его творчества, да и те профильтрованы зрением от публикаций критиков, что безнадёжно отравлены книжным разумом.

Не так давно мне улыбнулась удача — с вниманием и любовью прочитал три книги поэта Юрия Поликарповича Кузнецова. Естественно, написать письмо в те дни не мог, Ю. Кузнецов — поэт с глубокой мыслью над строкой. Писать о культуре поэзии Ю. Кузнецова необходим простор, к сожалению, пишу лишь письмо-отзыв на опубликованные письма читателей в «Книжном обозрении».

«Две луны зажгу над бездной — Не закатные глаза» — это неожиданный С. Есенин. Можно привести пример проще: «Есть Маяковский, есть и кроме — остальные…» Отчего же Вы возмущены от слов: «Звать меня Кузнецов. Я один. Остальные — обман и подделка». Быть может, Ю. Кузнецов — это Е. Евтушенко, или А. Вознесенский — Ю. Кузнецов? Стихотворение это исключительно о поэзии сегодняшнего дня. Предвзятости не вижу. Право на индивидуальность; крик Вам же: это настоящее! Не под-дель-но-е!

В интервью «Мир мой неуютный» Кузнецова не захотели понять, правильно осмыслить его слова о том, что лучшие люди военного поколения погибли.

И протаял, как искра во мгле,Хриплый голос далёкого брата:Знайте правду: нас нет на земле,Не одна только смерть виновата.

И напрасно вышедшие из пепла войны воспринимают это как упрёк. Один читатель затронул чуткую струну истины (увы, с желанием обвинить поэта): поэты-фронтовики с чувством вины скорбели о погибших товарищах. Но необходимо помнить: Ю. Кузнецов — поэт.

На третий день войны бойцаКонтуженого взяли,«Ты поведёшь нас до конца!» —Враги ему сказали.«Конец в Берлине» — и врагиПовесили солдата.

Быть может, прежде надо понять духовные силы и бескомпромиссный характер героев стихов Кузнецова? Есть у Ю. Кузнецова стихотворение «На юбилей Сергея Наровчатова», слова, обращенные к поэту-учителю, проникновенны уважением за не напрасно прожитую жизнь по военным и послевоенным дорогам судьбы.

Необходима смелость и право, чтобы сказать: «К. Симонов — не поэт». Это право и есть у Ю. Кузнецова. Поверьте, он ещё снисходителен!

Пусть поверят сын и матьВ то, что нет меня.

Прошло более сорока лет, а матери не верят Симонову.

Но не увидел Ю. Кузнецов в лирической героине стихов А. Ахматовой женщины своей поэзии, что из этого? Ахматова — тончайший художник состояний своей души; чтение этой поэзии, увы, не для многих; что, пожалуй, одним словом назвал поэт: «ажиотаж», не отрицая необходимости поэзии А. Ахматовой.

Сергей Сивков

(Из письма в редакцию газеты «Книжное обозрение», осень 1987 года).

Сивков Сергей — слесарь ТЭЦ. В 80-е годы жил в Соликамске Пермской области.

Романтические устремления поэтов новой волны (Ю. Кузнецов, В. Устинов, О. Чухонцев, В. Лапшин, Т. Реброва), их интерес к национальному характеру, отечественной истории привели к осознанию необходимости соединить лирику с сюжетом. В результате их мечта о «грядущей поэме» воплотились в более локальной форме баллады. Из стихов всё чаще уходило фетовское созерцание, игра полутонов, объёмность неподвижных пейзажей, вступал в права тютчевский хаос, игра диких сил. Для балладников 70-х гг. этот жанр стал их главным ответом на общественный призыв поэзии. Его синтез был предопределён обращением к русским фольклорным жанрам (былине, сказке, преданию, житию, хождению и т. д.), что мы предложили называть обобщающим словом «балладность».

Виктор Чумаченко