Зверь из бездны

"Хорошо бы превратиться в эту плиту, - с тоской подумал он, лихорадочно обводя глазами нависших над самой головой неведомых существ. В застывшую, холодную, твердую, абсолютно несъедобную каменную плиту..."

Он отчетливо представил себе, как быть этой плитой - он сам стал такой же плитой, вогнанной в черную стекловидную массу ударами гигантского молотка; верхний край плиты не могло согреть даже самое жаркое солнце, а под нижним краем, в глубине, были замурованы чьи-то тоже абсолютно несъедобные кости... Он-плита стоял здесь с первых дней творения, и время не только не разрушало его, а, наоборот, спрессовывало все больше и больше, так что даже самые крепкие клювы не смогли бы отколоть от него хотя бы один кусочек. И погребенные под ним кости давным-давно окаменели и не поддавались уже никакому воздействию...

Птицы застыли в воздухе над его головой и вдруг взвились в небо и стремительно понеслись прочь, словно обрывки тумана, подхваченные ураганным ветром. Он привалился спиной к жесткой поверхности плиты, медленно сполз вниз и долго сидел, стараясь глубокими вдохами утихомирить бешено стучащее сердце.

Потом птицы-призраки попадались ему еще не раз, и он вполне научился обманывать их, притворяясь то лужей с затхлой зеленой водой, то извилистым оврагом с пыльной сухой травой, то обгоревшим бесплодным деревом, то гниющей падалью, источающей нестерпимую трупную вонь...

Вот и сейчас птицы, покружив, улетели прочь, на закат, растворившись в огромном лиловом диске тяжело нависшего над горизонтом угрюмого светила, и он выбрался из-под скалы, машинально отряхивая рубашку. И замер, вглядываясь в неприветливые сумерки. Вниз по склонам холмов стекала, переливаясь неяркой синевой, какая-то тягучая масса. Чудилось в ней что-то липкое, киселеобразное, что-то угрожающее. Она выбралась на равнину, ускорила ход, с верхушками поглощая немногочисленные засохшие деревья с тонкими ветвями, увитыми серым смердящим пухом, перетекла через русло появившейся вчера и тут же высохшей реки и устремилась к скале, возле которой он стоял, бессильно опустив руки. Через несколько мгновений синий кисель заполнил то заветное место у кустов, где наконец-то возник контакт, и продолжал приближаться.

Он обернулся. За скалой вправо и влево, насколько могли видеть глаза, тянулась широкая трещина, далекое дно которой весь день скрывал желтый туман; она возникла сегодня ночью или рано утром на месте каменистой равнины. Оставался только один выход - если это был выход - лезть на скалу.

"В Биерре все более-менее устойчиво, иди туда,"- говорило ему вчера паукообразное существо, часто-часто закрывая и открывая два десятка своих выпуклых красноватых кротких глаз. Вот тебе и устойчивость...

"Спокойно, Лео, - сказал он себе, осматривая скалу и прикидывая, в каком месте удобнее будет взбираться к вершине. - Кому суждено быть повешенным..."

Синий кисель девятым валом надвигался на него, и он, больше уже не раздумывая, начал карабкаться по чуть покатому боку скалы, нашаривая руками выемки и трещины. Он поднимался все выше и думал о том, что Голос обещал перебросить Стана, и что Стан должен добраться сюда, и что синий кисель может исчезнуть - нужно только подольше не оглядываться и лезть себе к вершине совсем недавно появившейся скалы и не портить нервы волнением и тревогой. Он уже довольно долго был здесь, в этом странном мире, и пока оставался живым... Несмотря ни на что оставался живым, хотя и не достиг пока своей главной цели.

У самой вершины, метрах в тридцати над землей, нога его сорвалась с опоры и он повис на руках, закусив губу и намертво вцепившись пальцами в скальный выступ, удерживая на весу вдруг оказавшееся очень тяжелым собственное тело. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем ему удалось вновь нашарить ногой спасительную трещину. Обливаясь потом и жадно хватая ртом воздух, он преодолел последние метры и выполз на самый верх.