Зверь из бездны

– Это ваше окончательное решение? – холодно спросил тот, вставая.

Прокурор пробулькал в ответ нечто негодующе-утвердительное, добавив, что, если бы у Казарина был партбилет, он бы тут же выложил его на стол… Выложил на стол… Затем сделал вид, что Артем больше ему не интересен, уткнулся в какие-то бумаги на столе.

Казарин глубоко вдохнул, а потом аккуратно взял с прокурорского стола полный графин и, размахнувшись, запустил им прямо в благодушную физиономию Сидора Карповича. Его багровый двойник в кресле по-бабьи взвизгнул – и ловко нырнул под стол, несмотря на чудовищное брюхо. Полированную столешницу окатило водой и осколками графина. Холст, на котором был намалеван портрет, разорвался со смачным треском, и из дыры хлынули на заваленный осколками стол мелкие розовые крысята. Склизкие гадкие комочки звучно шлепались на столешницу. Некоторые разбивались, как большие кровавые градины. Другие приземлялись более удачно и тут же принимались ползать по столу среди осколков графина с тонким противным писком. Последней из дыры высунулась взрослая здоровенная крыса, у которой, видимо, было за портретом гнездо. Она с ненавистью посмотрела на Артема, который только что разорил ее жилище, и ощерила удивительно крупные желтые резцы. Из-под стола тем временем донеслись истошные вопли:

– Таисия Павловна! Таисия Павловна!

Артем презрительно скривился: опомнившийся от потрясения прокурор звал на помощь секретаршу, будто субтильная пожилая тетка могла лучше справиться с разбушевавшимся посетителем. Розовый крысеныш, пискнув, свалился со стола на такого же цвета лысину прокурора и сразу описал ее – видимо, от испуга.

Казарин, поморщившись, шагнул к дверям, пинком распахнул половинки и громко, так, что слышали все, кто находился в приемной, сказал:

– Пидорас!

Затем стремительно, не оглядываясь, вышел в коридор. И шел по нему, не останавливаясь, до самого конца. Пока не уперся в светившуюся тусклым зеленым светом табличку:

«НЕТ ВЫХОДА».

Глава 21

Пьяный Люцифер

Казарин убеждается, что у него настоящие друзья, но не представляет себе, что делать дальше.

Стекла кафе «Морг» потели мутной влагой, которая отличалась от того сомнительного пойла, что плескалось в кружках, лишь цветом, но никак не прозрачностью. Да и сама «стекляшка» напоминала огромный стакан, который по недоразумению наполнили вместо спиртовых опитков человеческими отбросами.

Вообще-то, кафешка называлась «Морган», в подтверждение чего на ее вывеске красовался силуэт пирата с повязкой на глазу, изъеденный ржавчиной, словно проказой. Но последние две буквы названия то ли отвалились сами, то ли были кем-то сорваны нарочно… Артем с трудом протолкался к столику-«стоячке», который уже отвоевали Стрижак и Лунц. Майор сменил ментовскую форму на моднявую импортную курточку на молнии, Лунц был по-прежнему в костюме и при бабочке. Без нее Артем еще ни разу его не видел. Бабочки были страстью одинокого старика. Не только в виде галстуков, но и настоящие. Лунц был страстным энтомологом-любителем и собирал засушенных насекомых, а частенько и сам совершал вылазки на природу с сачком, отлавливая бабочек средней полосы.

– Ну как дела, дружище? – спросил Казарин Стрижака, обменявшись с друзьями крепкими рукопожатиями.

Это чтобы у него самого не спрашивали. Ибо дел у Артема больше не было: они остались в сейфе кабинета, который больше ему не принадлежал, как и эти картонные папки. И Стрижак прекрасно понял эту торопливость.

– Дела – как в Польше, пан тот, у кого хрен больше, – схохмил он, пытаясь хоть как-то развеселить Казарина. Артем остался ему за это очень благодарен, хотя веселее ему не стало. Чтобы хоть как-то отплатить другу, он участливо поинтересовался:

– Как там с той кражей-то? Старинный перстень вроде, да? Раскрыли ее? Нашли «гайку»-то эту дурацкую?

Вопрос возымел неожиданное действие. Стрижак заметно погрустнел, что случалось с ним крайне нечасто.

– Ага, нашли, как не найти! Цельных два раза! – ответил он Артему.

– Как это – два раза? – не понял тот.

– Кверху каком! – в сердцах буркнул майор. – Задержали по подозрению двоих – музейного сторожа и завсектором древностей. И оба, – оба, блядь! – написали явку с повинной! Сторож покаялся, что он обменял перстень на две бутылки водки неизвестному гражданину кавказской наружности в кепке модели «аэродром». А завсектором повинился, что спер цацку, чтобы подарить ее своему любовнику на день рождения. Причем завсектором – не баба, Артем! В общем, маленько перестарались мои костоломы. Зря они Пэ-Эр-73[65] этому пидору в жопу засовывали. Я такого сам не одобряю, ты же знаешь, Темыч. Всему есть мера. Ну я разобрался, конечно, навел порядок, наложил служебные взыскания на кого надо. Еле удалось замять всю эту историю. Но «гайка» эта чертова, будь она неладна, как сквозь землю провалилась! Ищи-свищи ее теперь в щелях нижнего ада! И главное – почему мы, убойный отдел, должны заниматься кражонками? – сокрушался Стрижак.