Зверь

У него были человеческие глаза...

Новое виденье давно забытой истории о кровавых днях Франции, о двух сотнях мертвых детей и юных дев, о Жеводанском звере, державшем в страхе целую провинцию Жеводан.

16 ноября 1765 - 20 июня 1767 года.

***

Я глянул в узкое оконце, загороженное металлической решеткой: на улице была ужасная погода. Все дороги и тропы развезло, любая телега увязла бы в такой грязи, даже сильные грузовые лошади не могли спасти положение. Уже неделю шел осенний проливной дождь, делавший моё ожидание освобождения еще более мрачным и грустным.

- Сын мой, скоро мы сможем покинуть это место. - Пробормотал отец из угла камеры и тяжело закашлял.

- Надеюсь, - процедил я. - Ожидание сильно утомляет.

- А ведь мы здесь из-за тебя, Антуан! - Воскликнул мой брат Пьер, подскочив с деревянной скамьи, прикрученной к каменной стене камеры.

- Я молю Бога, что бы он перестал, отец!

- Довольно, дети мои! - Он попытался нас успокоить. - Вина за то, что мы томимся в этой темнице, лежит на каждом из семьи Шастелей!- Мысль отца продолжилась бы и дальше, но в камеру зашел один из охраняющих нас солдат.

Напыщенный юноша в старой застиранной форме принялся судорожно расправлять скрученный в трубочку пергамент. Его руки, грязные и покрывшееся болячками, тряслись так, будто чтение очередного приказа - самая важная задача, данная ему за всю его никчемную жизнь.

- Вы освобождены Приказом короля и можете покинуть Соже сейчас же.

Пьер с широкой улыбкой посмотрел в начале на меня, затем на отца и первый двинулся к выходу. Мы послушно последовали за ним, медленно переступая обессиленными ногами по грязному каменному полу.

***

Наша компания долго добиралась до родной деревни Бессере-Сен-Мари, несмотря на довольно близкое расстояние. Дорога была скучной, а обстановка между членами нашей семьи - напряженной. Нет ничего хуже, чем вражда двух братьев, связанных общим делом и местом пребывания.

Когда наш небольшой обоз подъезжал к окраине селенья, мы услышали громкий пронзающий рев, доносившейся из густого темного леса, после чего все сомнения были рассеяны: де Ботерн никогда не убивал Жеводанского зверя.

- Это он, точно он! - Воскликнул отец. - Я слышал этот вой тогда, в конце прошлого лета, когда мы были к нему так близко!- Пояснил он.

- А потом Антуан устроил драку! - Прервал его Пьер. - Ты опозорил честь нашей семьи тем, что мы три месяца просидели в этой холодной камере. Как можно было начинать тот спор в присутствии де Ботерна?

- Ты тоже не образец чести и достоинства, мой дорогой Пьер!

- Я лишь сказал... - он сделал секундную паузы, придумывая наиболее выгодный для него ответ.

- Сказал, что любовь моя, Мари-Жанна, распутная женщина! Это ты хотел сказать?!

Он замолчал, потупив взгляд. А затем, тяжело вздохнув, виновато заглянул мне в глаза.

- Прости, брат мой, тогда я был не прав, - процедил Пьер. - Мы, вероятно, оба виноваты в нашем заключении. Но на тебе, Антуан, лежит большая вина, признай уже это! - Его невозможно было переубедить.

А вой всё продолжался и продолжался, пронизывая ночь, полную мрака. Только призрачный свет луны освещал наш импровизированный лагерь. Близилось полнолуние, лунному шару не хватало ничтожного кусочка, чтобы завершиться и сиять в полной мере. Это небесное тело всегда так меня завораживало, что не передать словами.

В Бессере-Сен-Мари мы были только ранним вечером следующего дня, выпал первый снег, который таял мгновенно, продолжая деятельность дождя по разорению улиц.

Мари-Жанна наконец-то стояла передо мной. Ёе светло-каштановые, блестящие волосы развевал ветер, она улыбалась так, как никогда раньше. А более прекрасных, добрых глаз я и не видел. Она надела своё любимое теплое платье из синего бархата и черный плащ с капюшоном, в этом Мари-Жанна выглядела, как загадочный путник.

- Мари-Жанна! Любовь моя! - Воскликнул я, увидев вдали мою спутницу, и побежал ей на встречу.

- Антуан, ты вернулся ко мне!? - Удивленная моим появлением, прокричала она.

Мы не видели друг друга больше трех месяцев, поэтому от счастья моё сердце чуть не остановилось. Он стучало, как бешенное, когда я дотронулся до её холодных щек, и тонких сухих рук, покрытых несколькими созвездиями родинок.

- Разреши поцеловать тебя, Любовь моя!

Она не ответила ничего, лишь прикоснулась ко мне своими сладкими и теплыми губами. Мари-Жанна умела быть верной, ведь она ждала меня из Африки, из алжирского плена и из всех моих долгих поездок, а теперь дождалась из тюрьмы.

- Не знаю, сможешь ли ты извинить меня, но я вынужден задать тебе вопрос, - взяв её под руку, пробормотал я.

- Только не спрашивай меня о Звере! Боже, спаси меня от этого разговора! - Скрипя зубами, заявила она.