Его направили в Школу после того, как умер прежний служитель. Небольшой, тихий храм привлек его внимание, и молодой священник с чистой совестью согласился, решив пересидеть тут лихие годы. Его родители были знатными господами и однажды опрометчиво решили, что достаточно знатны для того, чтобы хотя бы встать поближе к трону, если уж не смогли усесться на сам трон. Вот и сгинули в очередном заговоре, лишившись голов и всего имущества, ушедшего в казну, как компенсация за поруганную честь Императора.
Лаган это знал, но за все время знакомства ни разу не спросил своего приятеля о делах родителей, а тем пуще – об отношении к Императору и к тому, что тот сделал с семьей друга. Дружба такая штука – не все можно говорить другу, даже если он друг. Особенно если тебе уже далеко за пятьдесят и новых друзей ты вряд ли приобретешь. Ты служишь Императору и не имеешь права на лишние разговоры, когда те впрямую касаются венценосной особы. Нужно довольствоваться тем, что подарил тебе Создатель, и не пробовать что-то изменить – риск может быть слишком велик. Скажи, например, священник, что он ненавидит Императора, что готов его разорвать на куски за то, что тот сделал с родителями, – как тогда поступить Вожаку? Тому самому Вожаку, который воспитывает воинов, готовых за Императора убить любого в этой стране и за ее пределами, готовых умереть за него – если Венценосный прикажет. Сам Лаган, плоть от плоти Школы, был воспитан именно так…
– О! Наконец-то! – пухлый кругленький человек выкатился из-за алтаря Создателя, вытирая о фартук испачканные чем-то белым руки. – Давай скорее за стол! Я тут вызнал один рецепт печений. Ты должен его попробовать! Честное слово – он будет записан в хроники Империи как лучший рецепт печений за всю ее историю! Я знаю пару травок, семена которых придают тесту особый вкус. Немножко остро, но когда распробуешь – м-м-м-м! Вкуснотища!
– Ты лопнешь когда-нибудь! – усмехнулся Лаган, обнимая приятеля и чувствуя, как теплеет на душе. – Ты уже толстый, как бочка! Если бы у меня был такой ученик, я бы порол его и гонял по тренировочной полосе до тех пор, пока он не стал бы таким же худым, как и я!
– Злой ты! – с нарочитой обидой в голосе выдал священник, хватая Лагана за руку и утаскивая на кухню. – Давай, давай, садись! Я сейчас заварю тебе травки, а ты мне расскажешь последние школьные сплетни! Я тут уже с ума схожу. Скучно, сил нет никаких! В город собрался, думаю, похожу по своим знакомым, сплетни пособираю, развеселюсь! А то уже и вдохновения нет!
– Небось в бордель собрался! – фыркнул Вожак. – Вдохновения у него нет! Ты кому мозг клюешь? Интересно, как тебя девки принимают, такого толстого? Они с тебя вдвойне берут, что ли?
– Дурак ты, Лаган! – тоже фыркнул, ничуть не обидевшись, священник. – Да им впору мне приплачивать! Такого ласкового, такого нежного мужчину только поискать! И не жадный я, плачу хорошо! И подарки дарю! Чего меня не любить-то?
– Вот я и говорю – приплачиваешь! – ухмыльнулся Лаган, с интересом наблюдая за перемещениями приятеля возле горящего очага. В духовке румянились кругляшки печений, пахло одуряюще вкусно, и на минуту все заботы ушли куда-то далеко, отстранились, будто их никогда и не было. За такие минуты Лаган и любил посещать дом своего приятеля, объясняя непосвященным, что ходит к служителю храма, чтобы очиститься от душевной скверны и помолиться Создателю за успех в школьных делах.
Священник с грохотом достал из очага противень с плюшками, поставил его на заранее подготовленную скамью, деревянной лопаточкой ловко и быстро снял несколько печений, наполнив ими деревянную корзинку, сплетенную из сухих прутьев, и тоже сел к столу, выставив на него большой медный чайник, из носика которого шел пар.
– А где прислуга? – вскользь осведомился Лаган, обшаривая взглядом кухню.
– Не под печью спряталась, это точно! – рассмеялся священник. – Отпустил, конечно! Завтра придут, утром.
– Не понимаю тебя, – осуждающе покачал головой Лаган. – И зачем тебе самому, лично, печь какие-то дурацкие плюшки?! Что, слуги не могут этого сделать? Позоришь свой сан такой работой!
– Но-но! На мои плюшки не наседай! – грозно нахмурил брови приятель. – Ишь, дурацкие! Напеки своих, да обгаживай! Мои плюшки – величайшее произведение искусства! Наравне с картинами! А ты – болван, который только и умеет, что пырять своими дурацкими железками, лишать жизни людей! Лишу сейчас довольствия, узнаешь, какие дурацкие!
– Не успеешь! – Лаган быстро схватил горячее печенье и, обжигаясь, откусил от него здоровенный кусок. Печенье таяло во рту, было невероятно вкусным – чего-чего, а таланта кулинара у приятеля было не отнять.
– Вот так всегда! Обгадят, потом напрыгнут и отнимут плюшки! Вояки, одно слово! – пожаловался священник и тоже схватил печенье. – Ты запивай, подавишься! Мне свежую траву для заварки принесли – полезная для здоровья. Говорят – мужскую силу добавляет! Выпьешь – и как жеребец, неделю будешь кобыл покрывать!