Звереныш

В тот раз они с Вожаком едва не поругались. Впрочем, не в первый уже раз. Настоятель не раз думал о том, что же все-таки связывает его, миролюбивого, любящего жизнь человека, и Вожака, у которого руки по локоть в крови, который убил за свою жизнь столько людей, что из их черепов можно сложить памятник высотой с храм божий? Может, Атрап подсознательно хотел перевоспитать Вожака, сделать его добрее, терпимее по отношению к ученикам? Или ему с Вожаком просто интересно?

У Лагана острый ум, хорошее чувство юмора, а то, что он убийца, в этом ведь совсем не его вина, ведь так? Виноват Император, проклятый мерзавец, убивший родителей, всю родню Атрапа…

Ни разу за двадцать лет Атрап не выдал даже намеком, что ненавидит Венценосного. Он тут же потерял бы место настоятеля школьного храма, а возможно, потерял бы и саму жизнь – любой Пес перегрыз бы горло за свое «божество», одетое в белый мундир, раскрашенный золотыми узорами.

После яркого света мастерской полутьма храма не позволила настоятелю сразу увидеть, кто пришел. Тем более что парнишка встал в правом углу зала, сделавшись незаметным, напоминая барельеф на старой храмовой стене – такой же неподвижный и холодный, будто был сделан из камня. Он не вздрогнул, когда распахнулась дверь за алтарем, и лишь внимательно следил за тем, как к нему подходит толстяк, ничем не напоминающий служителя храма. Ведь как должен выглядеть настоятель – богатые, вызолоченные одежды, диск Солнца-Создателя на груди с блюдо размером! А тут невысокий толстячок с добродушным щекастым лицом, в грязном, заляпанном краской одеянии! Уж не слуга ли он?

– Привет! – Атрап постарался извлечь наиболее радушную улыбку из своего арсенала, и слегка поувял, когда та отскочила от холодного лица парня, как булыжник камнемета от стены крепости. Но не пал духом. Негоже падать духом «Гласу Создателя»!

– Пойдем за мной, – толстяк поманил Адруса пухлым пальцем, и когда тот остался стоять на месте, нетерпеливо сказал, сморщив курносый нос. – Да не стой ты, пойдем! Я настоятель. Это ко мне тебя прислали. За мной!

Уже не оглядываясь на парня, Атрап пошел туда, где проводил большую часть своей жизни, в светлую, открытую солнцу мастерскую. Чтобы оборудовать это помещение, он вынужден был интриговать, улещивать, подкупать Управление Храмовых Дел, чтобы те выделили дополнительные деньги из Императорского фонда обеспечения воинских храмов.

Самым сложным делом было обосновать – зачем ему столько дорогого оконного стекла, и к чему храму дополнительные ремонтные работы. Пришлось пообещать часть выделенных денег отдать казначею фонда, иначе не видать бы ему финансирования.

Постоянное нытье, что денег в фонде нет, что Император снизил расходы на обеспечение, Атрап слышал на протяжении десятков лет, и каждый раз с огромным трудом выбивал из Управления те деньги, что ему были нужны. Хорошо хоть жалованье выдавали вовремя. А ведь многим задерживали, говоря: «Вам подают на храм прихожане, а вы еще и с нас требуете!» Может, для обычных храмов, в обычной воинской части, это было и справедливо, но что можно взять с учеников Школы, которые и денег-то никаких не имели, а если какие-то медяки и серебрушки у них заводились, то они несли их не в храм, а в бордель! И это справедливо – до Создателя еще далеко, грехи можно успеть замолить, а вот девку хочется всегда!

Атрап остановился перед станком, на котором было натянуто полотно. Оно изображало закат на море – корабли, бухта, солнце, садящееся за горизонт, блики последних лучей на темной воде, лодка, которая отвозит подгулявшую компанию матросов на судно, стоящее на рейде. Покой, умиротворение… Атрап любил море. Если бы не судьба – он жил бы сейчас на берегу моря, во дворце, сидел бы на террасе, обдуваемый соленым ветром, и рисовал, рисовал, рисовал…

– Как тебе картина? – неожиданно спросил настоятель. – Нравится? Что чувствуешь, глядя на нее? Покой? Тишину? Чувствуешь запах водорослей? Плеск волны? Что ты вообще чувствуешь?

Глаза паренька сузились, и на мгновение лицо дрогнуло, будто от боли. Он помолчал, потом медленно спросил:

– Это корабль рабовладельцев?