Звери Стикса. Часть 2. Мемориум

Пес пожал Волфтейну руку и ретировался чуть более поспешно, чем того требовал случай. Встречаться с Кирой он явно не желал. Лицо его, как показалось Марку, ожесточилось, и весь он как-то вдруг изменился и закрылся.

Волфтейн дождался кошку. Немного поболтал с ней о том, о сем и тоже отправил спать. Про Фауста она не спросила и никак не показала, что заметила его.

«Да уж. В одном пес был прав, – думал Марк. – Это, конечно не ненависть. Но и равнодушными такие отношения назвать никак нельзя».

*            *      *

Спалось Кире плохо. Встала она часов в восемь утра, в жуткую по своим меркам рань. Луна уже вовсю вертелась у своего бара. Она радостно накормила кошку омлетом, пышным, как пивная шапка. Пряный кофе с шоколадной стружкой и настоявшийся за ночь пирог с заварным кремом Кира решила съесть на улице, еще с вечера отметив привлекательность скамьи за столиком с видом на озеро и аллею к дворцу. Она с удовольствием уселась на церковную скамью, чуть сырую еще от росы, щурясь на яркое утреннее солнце. Кошка с горечью подумала, что на Стиксе и в Блуме сейчас уже наверняка пошли ледяные дожди.

Из-за того, что солнце палило прямо по глазам, она не сразу рассмотрела Фауста на берегу. Судья заканчивал утреннюю тренировку разминкой с косой. На глазах его была повязана плотная черная полоска ткани. Широкое черное лезвие то и дело давало тусклые блики. Движения пса были очень сдержанными: медленными, но не плавными. Было в них что-то, напоминающее искусство кабуки. Пес замирал на несколько секунд в какой-то невообразимой позе, после чего вел косу в совершенно нелогичном направлении, снова замирал. И иногда продолжал движение в темпе, еле заметном глазу, а иногда вдруг совершал серию легких и сильных взмахов или разворотов. В какой-то момент он внезапно сделал кульбит через голову и бесшумно приземлился на все четыре ноги, не прерываясь ни на мгновение продолжил вести начатое ранее движение с того места, где его настиг прыжок. Казалось, он не совершил никаких усилий. Как если бы за время этого медленного танца мышцы накопили потенциал энергии, и он просто высвободился, подобно молнии во время грозы.

Что-то встрепенулось в ней, как только она его усмотрела. А в низ живота пролился жар, сводя в узел все органы. И словно угольками изнутри подпалились предательские щеки.

Кошка стыдливо опустила глаза и шепнула себе под нос «Черт».

Вообще Кира была, что называется, полной противоположностью «влюбчивой вороне». Не то, чтобы она была холодной, безразличной или бесчувственной. Ей просто не нравилось подавляющее большинство людей. А что до мужчин, то в сексуальном плане она как будто не воспринимала их особями своего вида. Она была брезглива и агрессивна. Хотя, конечно, у нее были любови – и в школьные годы и позже. Влюблялась она крайне редко, но глубоко и надежно. В отличие от подруг, которые могли весело и с приключениями сменить за год нескольких кавалеров, она тихо сохла по кому-нибудь совершенно недоступному и не обращающему на нее внимание, при этом грубо и агрессивно отмахиваясь от ухаживаний других парней. И если признаться, то сильных, эмоциональных, страстных и, главное, обоюдных отношений в ее жизни никогда не было. И это она расценивала как свой личный жизненный провал. Даже считала себя неудачницей. В последние несколько лет она немного изменила тактику, и, по крайней мере, перестала грубить всем налево и направо. Это привело к завязавшимся отношениям с Джекобом. Но в душе она тосковала по состоянию влюбленности, и понимала, что решила просто смириться и поэтому пошла на компромиссы. Научилась улыбаться кокетливо и почаще, и имитировать оргазм весьма и весьма эффективно. Так, что даже сама верила. Нет, она не была фригидной, отнюдь. Во время своих кошачьих периодов, раз в полгода, ее накрывало такой волной, что она просто брала отпуск. До встречи с Джекобом она посещала кошачьи «холостяшки» – вечеринки для всех категорий антропокотных, заканчивавшиеся обычно стихийной и грандиозной групповушкой. Да и после появления Джекоба, чего уж греха таить. Во время течки ее, казалось, ничто не может насытить, так что вела она себя… безгранично отвязано. На полгода вперед. Хорошо хоть, не беременела.

Она снова подняла взгляд на подтянутую фигуру Фауста вдалеке. И только было успокоившееся сердце снова взметнулось в груди, как птица в силке.

– Черт, – выругалась она вслух и с досадой отвернулась и треснула чашкой по столу, так что смоляной напиток выплеснулся на лакированную красноватую поверхность.

Эксперимент прошел успешно. Гипотеза подтверждена. Фауст ей нравился.