«Не было у бабы проблем – купила баба порося», – с обидой думала кошка. Столько лет она тайно тосковала по любви. Мечтала, словно девчонка о том, чтобы чувствовать, ждать встреч, желать его, неведомого принца, не только во время своих периодов, а и просто. Как другие люди. Она же общалась и по театрам ходила и читала много – видела, что у других с этим все просто. Так просто, что даже сложно. Люди постоянно усложняют себе жизнь, повально влюбляясь то не в того, то не вовремя. И только Кира плыла по этому океану страстей в ледяной шлюпке.
Ну вот и угораздило ее – и не в того и не вовремя, все в одном флаконе. Из всех возможных мужчин, толпами окружавших ее в последнее время, она ощутила вожделенную искру от самого злобного, самого безразличного, самого грубого, самого…
Со стороны озера послышался всплеск. Кошка машинально посмотрела на пустой берег. Через несколько минут (минут!) пес шумно вынырнул. Фыркая, выбрался на берег и отряхнулся по-собачьи, накинул на плечо припасенное в кустах полотенце, и так и пошел в ее сторону по-псовьи, не вставая на задние ноги. Как будто специально решил подразнить, почуяв издалека ее размышления. Его бурая шкура лоснилась на солнце, подчеркивая перекаты тугих мышц, канатами извивших все его поджарое тело. На четвереньках после тренировки его походка была медленной, вальяжной и грациозной. Из-за повязки на глазах выражения лица было трудно понять.
«Джеймс Бонд хренов» – со злостью подумала девушка. С каждым его шагом она все отчетливее понимала, что стремительно влюбляется.
В самого злобного–безразличного–грубого. И еще в самого сильного. Надежного. Умного. Принципиального.
В Судью. В убийцу. В коллегу.
Последнее внезапное понимание легло на трепещущее сердце гранитной плитой. Ну конечно! Она в своем репертуаре – Фауст был, пожалуй,
Кира тяжело вздохнула, ощущая, как грудь наполняется горечью. А еще с ужасом поняла, что он вот уже рядом и сейчас с ней поравняется. А ей внезапно стало очень важно, с каким лицом и в достаточно ли элегантной позе она сидит.
Эта мысль разозлила кошку. Кира нахмурилась и специально чуть сползла со стула, чтобы сесть максимально расслабленно и индифферентно. Вот уж дудки! Она еще посражается за свою свободу. Ну или хотя бы не подаст виду. Хватит в ее жизни унижений. Сердце-сердце, не мешай!
«Интересно, как он-то себя поведет. – Кира отлично понимала, что не только наделала глупостей, но и, скорее всего, обидела пса своей резкостью. Или нет? – Мда. Верно он про меня – героиня-хероиня. Ну, буду считать так: если он сейчас поздоровается, улыбнется или пошутит, то все хорошо, и мы делаем вид, что ничего не случилось. Значит, не оскорбился. А если насупится и что-нибудь гадкое зарядит вместо приветствия, значит, будем дуться».
Фауст ничего не сказал. Прошел мимо молча, даже головы в ее сторону не повернул – просто проигнорировал. Повязка на глазах кошку обмануть не могла, она уже поняла, что зрение не главный его орган восприятия. Это ее задело. Но в то же время и чувство вины всколыхнулось с новой силой.
Она постучала когтем по чашке, чувствуя себя, как у разбитого корыта. Ну, вот собственно и все. Можно радоваться, никакую влюбленность душить не придется. Любить-то некого. Она испортила даже то, что еще и начаться не успело!..
– Понравилось шоу?
Кира вздрогнула. Фауст уселся на стул рядом и поставил перед собой чашку свежего кофею. Повязки уже не было, как и полотенца. Зато дорожная кожаная портупея обвивала его торс, как обычно в переездах. Он не игнорирует ее. Просто ходил за кружкой. Но в то же время прежней легкости в его голосе она тоже не чувствовала.
– Понравилось. У тебя каждое утро так начинается?
Пес кивнул и отхлебнул из чашки.
– Вставай ты пораньше, знала бы наверняка.
– Я не люблю вставать рано. И все успеваю, так что идите все критикуны на хрен.
– Нет такого слова – критикуны.
Пес внимательно смотрел в сторону дороги к городу, как если бы прислушивался к чему-то.
– Зато критикуны есть. Что-то между критиком и кретином.
– Сбавь обороты, Кира, – вдруг очень строго сказал пес и посмотрел ей прямо в глаза. От этого взгляда у нее в ушах загремело и лицо бросило в жар. Нет, не только потому, что романтИк. Это было от стыда. Ей было стыдно перед Фаустом за свое поведение во время операции «Мемориум», как ее окрестил Волфтейн, вот она и огрызалась. – Я тебе не грубил. И то, что ты пытаешься меня колоть на ровном месте, уважения к тебе не добавляет.
Кира потупилась. Все так.
Молчание затягивалось и было довольно неприятным. Тягостным. Кира тоже обернулась, проследив за его взглядом – но дорога была пуста. Солнце уже нагрело желтую пыль, и лес вдалеке был слегка затуманен.
– Отправляемся сегодня?
Пес рассеянно кивнул, не сводя глаз с леса.
– Марк сказал, что мы на Стикс через Монтану – зачем такой крюк?